Сибирский ковчег Менделеевых - стр. 38
– Воистину воскресе, – ответил, тот.
– А мы тут грешным делом спор устроили, – признался Василий, – никак не можем понять, отчего мужики наши в монастыри идти не желают, оттого ваш монастырь в запустении стоит, никто к вам и не ездит, что разруха одна кругом. Вон кругом сколько работы, только успевай поворачиваться. А вы тут сидите праздно, иначе не скажешь, лентяи да бездельники. Разве не так?
– Василий, сбавь тон. Твои взгляды мне хорошо известны. Ты бы лучше поинтересовался, что сам старец о том думает, – одернула его сестра. – Будь посдержанней…
– Зря ты, дочка, так к нему. Молод он еще, а потому горяч. Слова сами наружу просятся, так и выскакивают. Ничем он меня не обидел. Даже хорошо, что подошли ко мне старому. Давно с людьми светскими беседы не вел, все со своими затворниками, как и я. Нас тут всего-то трое-то стариков и осталось, а все прочие разошлись кто куда…
– А вы, отче, как в монастыре оказались? По своей ли воле? – Василий продолжал сыпать вопросами, которые, похоже, давно его мучили и не давали покоя.
– Как же не по своей, – отвечал тот с достоинством столь неприсущей обычному монаху, – без этого тут делать нечего. Все, кто в монастырь идут, то по воле божьей делается. А как иначе? Иначе и не бывает…
– Почему же в миру жить не стали? – включился в общий разговор Менделеев.
– Уж так видать вышло. Кто б мне раньше сказал, ни за что бы не поверил. Сперва жена умерла, потом лавка моя сгорела, где торговал понемногу. Трое деток у меня вдовца на руках осталось. Ладно женина родня да мои братья их к себе позабирали, помощники в доме всегда нужны. Вот и пошел я к батюшке нашему, спрашиваю, как быть? Хоть руки на себя накладывай, и полушки нет за душой, чтоб за упокой души любезной моей женушки свечку затеплить…
– А вас как зовут? – поинтересовалась Мария, у которой от рассказа монаха даже слезы на глаза навернулись.
– Силуаном назвали, как постриг принял. А до того Сергеем кликали.
– Что же вам батюшка присоветовал? – напомнил ему Иван Павлович.
– Что он мог сказать? Обещал с владыкой перемолвиться, тот и благословил меня на монашеский подвиг.
– Это почему подвиг? – удивился Василий.
Старец внимательно глянул на него, словно не понял вопроса. Потом чуть помолчал, вздохнул и негромко пояснил:
– Как иначе сказать, не ведаю. Но подвиг, он и есть подвиг, коль тебя сам господь к служению монашескому приставил. Думаете, легко? Взяли бы, да и проверили…
– Да вы говорите, мы слушаем, – подбодрила его Мария.
– А я и скажу, все как есть скажу. – Взгляд монаха вдруг сделался твердым, решительным, и дальше каждое свое слово он произносил без колебаний, не сбиваясь с начатого: – живем мы тут, хоть и вблизи от города, но словно всеми забытые. Новый владыка, как принял кафедру, ни разочка к нам не наведался. Пропитание сами себе добываем: рыбачим, огородик небольшой поднимаем. То ладно, а вот как одежа износится, новую заказать, на то средств никаких не имеется. Потому и донашиваем лохмотья свои до последней возможности. Опять же дров на зиму никто нам не привезет, сами из леса таскаем, у кого силенок хватает.