Сибирский ковчег Менделеевых - стр. 25
Глава седьмая
…Там уже их ждали все обитатели дома Корнильевых, включая Дмитрия Васильевича, державшего возле себя пустой стул для дочери. Во главе стола сидела, как обычно насупившись, Марфа Ивановна, а на противоположной – Яков со своей супругой, постоянно шикающей на мужа и нашептывающей ему что-то на ухо.
Младший брат Дмитрия Васильевича – Яков – родился болезненным ребенком, боялся часто выходить на улицу, опасаясь простуды, предпочитал одиночество и мог часами смотреть на огонь в камине, вплоть до того, что домашние опасались, как бы на нем не вспыхнула одежда и чуть не силком заставляли его пересесть подальше от пылающих дров. Тогда он расстраивался, начинал хныкать, словно ребенок, и все могло кончиться припадком, после которого он долго не мог прийти в себя. Потому домашние старались не допускать его встреч с гостями, и тогда Якова приходилось закрывать в верхней комнате на замок, где он чуть побившись в истерике, вскоре засыпал, пока его не разбудят, дождавшись ухода гостей.
Зато его женушка Агриппина была не в меру любопытна, язвительна на язык и старалась всем навязать свое мнение, не забывая повторять, что ее первый муж полковник, якобы воспитанный при дворе императрицы Елизаветы Петровны, поступал в подобных случаях так-то и так-то. Возразить ей мог, разве что Василий, к которому она относилась несколько иначе, чем к остальным и даже слегка побаивалась его, после того, как он положил перед ней дело ее покойного мужа, в котором четко был прописан суровый приговор суда, вынесенный «бывшему полковнику» Науму Чеглокову. Пробежав его, она вздрогнула, с ужасом воззрилась на Василия и тихо спросила:
– Откуда это у тебя?
– Все благодаря связям, – загадочно ответил тот. – Да не бойтесь, кроме меня его никто другой не читал. Пока, – через паузу добавил он. – Пока еще никто не читал. Но, если вы опять начнете встревать в наши семейные дела, то ничего гарантировать не могу. – Он выхватил у Агриппины бумаги и не торопясь вышел.
Какое-то время его тетка действительно сдерживала себя, что ей, видимо, давалось с большим трудом. Но временами она вновь подавала свой тонкий, писклявый голосок, когда в семействе Корнильевых обсуждался какой-то вопрос, касающийся финансов. Ее волновало более всего, выделят ли ей деньги на очередную покупку новых платьев, модных туфелек и прочего, что относится к дамскому туалету. И хотя она была старше своего болезненного супруга на десять с чем-то лет, но вела себя, словно восемнадцатилетняя девица: ярко красилась, накладывала на морщинистое лицо толстый слой пудры, старалась говорить нараспев и при этом старательно морщила носик, чем начинала походить на мартышку, но никак не на юную девушку.