Сибирские перекрестки - стр. 71
– И он не боится, что вы уходите так далеко от поселка, и… одна?
– А чего бояться?! – вскинула она вверх тонкие красивые брови. – Здесь же никого нет… Даже тигров…
– А люди?
– Да кругом же все свои. Так говорит Федя… Вот только вы, геологи, приезжие… Ну, я пошла? – вопросительно посмотрела она на него.
Сергею же показалось, что она ждет, чтобы он еще спросил ее о чем-то, о чем хотелось сказать и ей самой.
– Расскажите о нем что-нибудь!
– Ну-у, у него была очень интересная жизнь. До того как мы с ним встретились… Он много уже видел… А я? Что я была тогда… Так – школьница, – сказала она, чему-то улыбаясь развела руками как-то по-особенному, что иногда проскакивает такой жест у детей, в котором столько наивности и простоты бесхитростной природы.
– А почему вы не спросите обо мне? – подняла она лицо и лукаво заглянула ему в глаза.
– Чтобы не разочаровываться…
– Хм! – насупила она брови и от этого показалась беззащитной, как маленький человечек, который хочет нравиться всем, и все эти другие должны обязательно его полюбить, как любили ее папа и мама, и как любит сейчас ее Федя, такой же взрослый, серьезный и сильный, как ее папа. – А почему?! – спросила она. – Я любопытная и… И долго не забуду вас, если вы не скажете мне всего…
– Что у вас все просто, так же просто как и у многих других… И от этого будет скучно! А так – вы всегда останетесь для меня таинственной!
– И вы всегда так поступаете?
– Почти… К тем женщинам, которые мне нравятся.
– Почему?
– Неизвестность – это всегда что-то и бесконечное. Можно сколько угодно выдумывать, фантазировать и никогда не угадаешь и не представишь в полноте того, о ком думаешь!.. И просто не хочется этого. Издали все приятно, вблизи же – скучно, а зачастую пошло!..
– Вы нехороший… – сказала она.
Он, догадавшись, что хотела этим сказать она, улыбнулся, попрощался с ней.
Попрощалась и она, повернулась и пошла.
Сергей пошел к ключу. Пройдя десяток шагов, он обернулся.
Девушка, осторожно ступая на дорогу, шла дальше, к реке. Во всей ее ладной, еще не оформившейся фигуре, напряженной спине и осторожном упругом шаге чувствовалось, что она спешит быстрее испытать себя, привыкнуть к той жизни, которой жил ее Федя, уже немолодой, очевидно, много повидавший в жизни, с наколкой на правой руке, которая отливала синевой букв его имени.
Сергею стало грустно и, странно, впервые жаль себя. Феде он не завидовал, да и не мог бы даже как следует представить его лицо: что-то неясное, загорелое, грубоватое и уже начинающее стареть. Он завидовал ей, тому, что видела она в этом мире… Седые виски, множатся морщины, а он для нее все так же молодой.