Шурави бача - стр. 37

– Ах ты, сучонок, – крикнул зло Черкас, падая на землю, и в ответ дал очередь из автомата.

– Уходим к своим, – распорядился Сергей, подгоняя Черкаса.

– Где он, где? – пытался найти мальчишку Черкас, нервно озираясь по сторонам.

– Где, где, да он уже свалил. Уходим. Давай, на хрен тут задерживаться, давай, пошли, еще увидим.

– Кто-то стрелял? – спросил ротный, когда Сергей и Черкас подошли к своему отделению.

– Да бачонка присмотрели, а он в ответ послал нас подальше пулей, – ответил Петруха.

– Не зацепил, все хорошо? – поинтересовался ротный.

– Ни он, ни я, – ответил Петруха.

Дух приходил в себя возле стены дувала. Он сидел, приподняв голову, смотрел сквозь щелки заплывших от ударов глаз.

– Товарищ старший лейтенант, – позвал ротного стоящий рядом с ним молодой солдат.

– Что? – отозвался ротный.

– Он очухался, пришел в себя, – ответил разведчик.

– Наблюдаем во все стороны, – распорядился ротный, приближаясь к духу. – Мы здесь не одни, мне чутье подсказывает. Сейчас проверим мое предположение, – сказал он, приседая на корточки перед духом, вытаскивая из чехла штык-нож военного образца. – Сейчас проверим, – повторил он, – что нам эта мразь скажет. Таджиев, ко мне, – позвал он солдата-переводчика. – Очухался, урод, – сказал ротный, приставив к подбородку душмана сверкающий на солнце отточенный как бритва штык-нож.

– Где остальные? Переведи ему, что я сказал и что буду говорить впоследствии. Понял? – он посмотрел на солдата-переводчика. – Где остальные? Сколько вас здесь? Перевел? – спросил он Таджиева, внимательно наблюдая, как тот пытался объясниться с пленным на таджикском, подбирая нужные слова. – Что, молчит, гад?

– Молчит, товарищ старший лейтенант, – ответил вполголоса Таджиев.

– Спроси его еще раз, – посоветовал Губанов, обращаясь к солдату. – Скажи этому ишаку, убью, если будет молчать, – скрипнув зубами, зло проговорил он, играя отблесками солнца на лезвии ножа. – Молчит?

– Да, – кивнул Таджиев и отошел в сторону.

– Ну, воля твоя, я подневольный, нам приказали уничтожать вас под корень. Значит, молчишь, да? Сука, – Губанов снова поднес к его горлу штык-нож и провел по подбородку, сделав неглубокий надрез на коже.

Кровь большой каплей повисла на бороде, запутавшись в волосах, образовала красновато-черную сосульку.

Обезумевший от боли дух, схватившись за горло, стал кататься по земле, поднимая пыль и издавая стоны, перемешанные со словами на афганском языке.

– Что он там шепчет? – крикнул ротный и посмотрел в сторону Таджиева.

– Ругается, – ответил солдат.

– Ругается? Ах ты, ублюдок, сколько наших положил, он зарубки делает на винтаре! Он не понимает, что ему кранты.