Штурмак. История вторая. Пламя в ночи. - стр. 6

Ощупывая шлем, постукивая по нему пальцами, ковыряя подкладку, тавернщик вспоминал, как совсем недавно думал лишь о том, как бы сбагрить этот хлам. Он даже не предполагал, какое сокровище всё это время хранилось в чулане. Именно в тот момент по всей таверне разнёсся раздосадованный вопль кобольта.

Домовой бегал по харчевне, держась за голову и выпучив глаза.

– Как?! Как?! Как?! – причитал Анико.

Лоскутик со слабой улыбкой наблюдал за растерянным существом.

– Прищемил себе что-то? – достаточно безучастно осведомился арфист.

– Если бы! – вскрикнул кобольт.

– Есть что прищемлять?

Анико остановился и уставился на музыканта.

– Ты к чему это спросил?

– Я не силён в вашей нечестивой анатомии.

– Дурень! – фыркнул кобольт. – Тут такое произошло!

– Ну что? Что произошло-то?

– Пиво украли!

– Чего? – переспросил Бернхар, выходя в зал.

– Украли бочонок пива!

– Это как это?! Кто украл?

– Я откуда знаю! – огрызнулся Анико. – Или не украли… Ничего не понимаю!

– Так украли или нет?

– Вот! – кобольт выставил перед собой руку с зажатой между пальцами монетой.

– И?

– Звоньку – лет сто! – выпалил домовой. – Такие уже не чеканят. Бочки нет, а замест неё – монетка!

– А как из нашего погреба целую бочку вынесли?

– Бочонок! – всхлипнул кобольт. – Бочоночек!

– Неужто, тот самый? – побледнел Бернхард, тяжело опираясь на стойку.

Взгляд Анико был настолько выразительным, что прямого ответа не потребовалось.

– Стоит так из-за какого-то пива убиваться? – удивился музыкант. – Тебя того и гляди удар хватит.

– Ты ничего не знаешь! – с жаром начал домовой. – Это пиво для обер-бургомистра. У него скоро день рождения.

– Ну, давайте я ему на арфе сыграю, – предложил Лоскутик. – Так и быть, задарма.

– Так себе подарок, – нахмурился Анико. – Хотя, если ты для него напишешь песенку, да ещё и весёлую… Тогда…

– Напиши! – хозяин подбежал к музыканту. – Напиши, Лоскутик! Тот бочонок из княжеской пивоварни был! Я так скоро ещё один не достану! Напиши песенку!

– Я исполнитель, а не творец, – попытался возразить арфист, но, глядя на тавернщика, сжалился. – Ладно, я попробую. Сколько у меня времени?

– До следующего четверга.

– Полторы недели?! – подскочил музыкант.

Он выглядел настолько пугающе, что владелец таверны отшатнулся. Ему даже показалось, будто и без того красные глаза артиста налились кровью.

– Можешь месяц не платить за комнату, – выдохнул хозяин.

Лоскутик прикинул, сколько денег может сэкономить, если перешагнёт через себя и придумает какую-нибудь песенку; добавил к этому тридцать дней относительно спокойной жизни в городе, из которого его никто не гонит; дешёвое пиво, страстных вдов, уважение кобольта, Бернхарда, вероятно, Хулды и остальных жителей; потенциально возможное «особое» отношение главы города, вычел из этого наглую рожу Шульца и ложь Джебург, моральные страдания от написания текста (поделённые на удовольствие от музицирования, а также расширение собственного репертуара) и, придя к выводу, что имеющаяся репутация дороже, отказался от предложения.