Штурм и буря - стр. 25
– Это детская книжка.
– Ты читала ее?
– Нет, – призналась я, внезапно пожалев об этом. Дарклинг внимательно смотрел на меня. Что могло быть такого важного в старом собрании религиозных картинок?
– Суеверия, – начал он, поглядывая на обложку. – Пропаганда для крестьян. По крайней мере, я так думал. Морозов был странным человеком. Немного похожим на тебя – его тоже тянуло к обыкновенным и слабым.
– Мал не слабый.
– Талантливый, не спорю, но не гриш. Ему никогда не стать равным тебе.
– Мы равны и даже больше, – рявкнула я.
Дарклинг покачал головой. Не изучи я его хорошенько, я могла бы принять выражение на его лице за жалость.
– Ты думаешь, что обрела семью. Что нашла свое будущее. Но твоя сила будет расти, а он будет стариться и слабеть. Он проживет короткую жизнь отказника, а ты будешь смотреть, как он умирает.
– Заткнись!
Дарклинг улыбнулся.
– Давай, топни ножкой, борись со своим естеством. Тем временем твоя страна страдает.
– Из-за тебя!
– Из-за того, что я доверился девчонке, которая испытывает отвращение к собственному дару! – Он встал и обошел стол. Несмотря на мой гнев, я сделала шаг назад, врезавшись в кресло.
– Я знаю, что ты чувствуешь, когда ты со следопытом.
– Сомневаюсь.
Он лишь отмахнулся.
– Нет, я не про вашу абсурдную привязанность, которую ты еще перерастешь. Я вижу истинный ответ в твоем сердце. Одиночество. Растущее понимание того, что ты – другая, – он наклонился. – Боль от этого.
Я попыталась скрыть свое смятение.
– Не понимаю, о чем ты, – сказала я, но даже мне эти слова показались фальшивыми.
– Она никогда не исчезнет, Алина. Будет только хуже, за какими бы шарфами ты ни пряталась, какую бы ложь ни произносила, как бы далеко или быстро ни бежала.
Я попыталась отвернуться, но Дарклинг взял меня за подбородок и заставил посмотреть на себя. Он стоял так близко, что я чувствовала его дыхание.
– Таких, как мы, больше нет, Алина, – прошептал он. – И никогда не будет.
Я дернулась в сторону, оттолкнув кресло, и едва не потеряла равновесие. Начала барабанить кулаками в железных кандалах по двери, призывая Ивана. Тот не появлялся, пока Дарклинг сам ему не приказал.
Уголком сознания я отметила руку Ивана у себя на спине, вонь в коридоре, матроса, пропустившего нас, затем тишину в моей тесной каюте, звук захлопывающейся двери, койку, прикосновение грубой ткани, когда я зарылась лицом в одеяло. По телу проходили волны дрожи, пока я пыталась выкинуть из головы слова Дарклинга про смерть Мала. Про мою долгую жизнь. Про боль оттого, что я другая, которая никогда не пройдет. Каждый новый страх впивался в меня острыми коготками, поселяясь глубоко в сердце.