Штормовой день - стр. 13
– Да.
– Я Отто Педерсен.
Мы обменялись рукопожатием, при этом он церемонно отвесил мне легкий поклон. Волосы у него, как я разглядела вблизи, были светло-русыми и седоватыми, он был строен и костист, с лицом, покрытым густым загаром, а кожа его от постоянного пребывания на солнце стала сухой, с сеткой тонких морщинок. Глаза – очень светлые, скорее серые, чем голубые. Одет он был в черный свитер-водолазку и легкий бежеватый, цвета овсяных хлопьев костюм со складчатыми, как на рубашке-сафари, карманами и незатянутым, с болтающейся пряжкой поясом. От него веяло лосьоном после бритья и чистотой, безупречной, как после отбеливателя.
Обретя друг друга, мы секунду не знали, что сказать, внезапно оба остро ощутили трагические обстоятельства нашей встречи, и я поняла, что он испытывает ту же неуверенность, что и я. Но, будучи человеком воспитанным и вежливым, он справился со смущением, подхватил мой чемодан и осведомился, весь ли это багаж.
– Да, больше ничего нет.
– Тогда пойдемте к машине. Хотите – постойте здесь у выхода, а я подгоню ее, чтобы вам не делать лишних движений.
– Нет, я пойду с вами.
– Автостоянка близко, через дорогу.
Мы вышли вместе, опять нырнув в темноту. Он привел меня к полупустой автостоянке, где остановился возле большого черного «мерседеса», открыл его и закинул на заднее сиденье мой чемодан. Потом он придержал дверцу, усаживая меня, после чего, обогнув машину, сел рядом на водительское место.
– Надеюсь, вы хорошо перенесли дорогу? – вежливо поинтересовался он, когда, отъехав от аэровокзала, мы очутились на дороге.
– Немного потрясло в Пальме. И ждать пришлось четыре часа.
– Да. В это время года прямые рейсы отменяют.
Я судорожно глотнула.
– Мне надо объяснить вам, почему я не ответила на ваше письмо. Я переехала и письмо получила лишь вчера утром. Понимаете, мне его не переслали. Вы так любезно написали мне и, наверное, удивлялись, почему я не ответила.
– Я предполагал нечто подобное.
Его английский был безукоризнен, лишь шведская четкость гласных и некоторая церемонность выражений выдавали его происхождение.
– Когда я получила ваше письмо, я так испугалась… что могу опоздать…
– Нет, – сказал Отто. – Вы не опоздали.
Что-то в его голосе заставило меня бросить на него взгляд. Его профиль, освещенный желтым светом пролетающих за стеклами огней, был острым как нож, выражение лица – неулыбчивое, суровое.
Я спросила:
– Она умирает?
– Да, – сказал Отто. – Да, она умирает.
– Что с ней такое?
– Рак крови. Так называемая лейкемия.
– Давно она болеет?
– Примерно год. Но плохо ей стало перед самым Рождеством. Доктор решил, что следует попробовать переливание крови, и я отвез ее в больницу. Но ничего хорошего не вышло, потому что, как только ее отпустили домой, у нее началось ужасное носовое кровотечение. Пришлось вызвать «скорую» и опять отвезти ее в больницу. Рождество она провела там, и выписали ее далеко не сразу. Тогда я и написал вам.