Шри Ауробиндо. Синтез Йоги – II - стр. 33

Однако, прежде всего, наш взгляд на мир запрещает нам отрекаться от мирского существования, пока мы способны как-то помочь Богу и человеку в реализации божественного замысла. Мы смотрим на мир не как на творение дьявола или самообман души, а как на проявление Божественного, даже если оно пока еще является частичным, поскольку проявление представляет собой постепенный и эволюционный процесс. Поэтому для нас отречение от жизни не может быть целью жизни, а отречение от мира – целью, ради которой он был создан. Мы стремимся реализовать наше единство с Богом, но для нас эта реализация предполагает полное и абсолютное осознание нашего единства с человеком и невозможность отделить одно от другого. Если говорить христианским языком, то Сын Божий есть также и Сын Человеческий и оба эти элемента необходимы для полноты Мессии; или, пользуясь образами индийской философии, можно сказать, что божественный Нараяна, одним лучом которого является вселенная, проявляется и обретает совершенное воплощение в человеке; целостный человек есть Нара-Нараяна, и в этой целостности он символизирует высшую тайну существования.

Поэтому отречение должно быть для нас не целью, а лишь средством, но не единственным или главным средством, поскольку наша цель – проявление Божественного в человеке – сама по себе позитивна и не может быть достигнута негативными средствами. Такого рода средства могут использоваться лишь для удаления того, что препятствует позитивному проявлению. Это отречение должно быть абсолютным в отношении всего, что чуждо или противоречит проявлению Божественного в нас, и прогрессивным в отношении того, что является не самым высоким или лишь частичным достижением. Мы не будем привязаны к нашей жизни в миру – и если такая привязанность имеется, мы должны отречься от нее и отречься полностью; но у нас не будет также никакой привязанности и к бегству от мира, к спасению, к великому самоуничтожению; и если такая привязанность существует, мы тоже должны отречься от нее и отречься полностью.

Кроме того, наше отречение должно быть, очевидно, внутренним; и это, прежде всего и в особенности, касается отречения от привязанностей и страстных желаний сердца и чувств, от своеволия в мыслях и действиях, от эгоизма в центре сознания. Ибо это и есть тот тройственный узел, которым мы привязаны к нашей низшей природе, и если мы сможем полностью отречься от всего этого, нас больше ничто не сможет связывать. Поэтому желание и привязанность должны быть полностью отброшены; ни к чему в мире мы не должны быть привязаны, ни к богатству ни к бедности, ни к радости ни к страданию, ни к жизни ни к смерти, ни к славе ни к безвестности, ни к греху ни к добродетели, ни к другу, ни к жене, ни к детям, ни к стране, ни к нашей работе и миссии, ни к небесам ни к земле, ни ко всему, находящемуся на них и за их пределами. Но это не означает, что мы ничего не будем любить и ни чему не будем радоваться; ибо, испытывая привязанность к чему-либо, мы не любим, а лишь проявляем эгоизм в любви, а желая чего-то, мы ищем не божественный восторг в вещах, а лишь ограниченное, эфемерное и не приносящее удовлетворения наслаждение. Мы должны обладать вселенской любовью, спокойной, но в то же время вечно пылкой и по своей интенсивности намного превосходящей краткие вспышки самой неистовой страсти, находить радость во всем, берущую свое начало в радости в Боге, и наслаждаться не формами вещей, а тем, что они скрывают в себе и что объемлет вселенную, не попадая к ним в сети.