Шпион в костюме Евы - стр. 15
К счастью, он сказал ее по-английски.
Диана Грицак стояла на морозе и мечтала.
«Эх, а если бы и правда на моем пути встретился миллионер с двумя сотнями зеленых лошадей и сельскохозяйственной фамилией Козлов или Баранов! – думала она, покрепче заматывая на голове пуховой платок. – Вот было бы счастье. А если он при этом окажется пригожий да румяный, то это вообще будет чудо из чудес».
Диана зажмурилась и улыбнулась.
– Но где я его встречу-то, – погрустнела она, открыв глаза и посмотрев на гору чашек, тарелок, соусников, молочников, блюд и супниц. – Разве что он ко мне придет тарелки покупать? Впрочем, миллионеры, наверное, покупают исключительно фарфор.
Грицак взяла в руку чашку с аляповатым маком на боку, подняла ее вверх и посмотрела на солнце. Чашка была абсолютно непрозрачная.
«А фарфор прозрачный, – подумала она, – такой тонкий-претонкий, как бумага, и прямо-таки светится».
Диана поставила чашку на место и потерла полные щеки.
– А Людке-то что нагадали? – засмеялась она. – Убийство рыбы круглым объектом! Ха-ха-ха!
Тут к Грицак подошел покупатель, и девушка перестала думать о пророчествах лжецыганки Ирины.
– Столовая закрывается, – пропел кто-то у него над ухом, и Чен резко повернул голову.
Совсем близко к его столику стояла Ева с полным подносом грязной посуды в руках.
– А… Да, конечно. Сорри! – пробормотал Ли Минь, вставая.
Буфетчица смотрела на него во все глаза. Он залился краской. Сердце застучало быстро-быстро.
– Ты сейчас идешь домой? – спросил он девушку.
– Да, – кокетливо улыбнулась та после некоторой паузы.
– Я тебя провожу, – сказал Ли Минь.
В его глазах бушевала страсть.
– Не надо. У меня строгая мама, – покачала головой Ева.
– Я до подъезда, – сказал Чен. – Или ты стесняешься ходить по улицам с азиатом?
– Нет, что ты, – искренне удивилась буфетчица, – я не стесняюсь тебя. Мне неважно, какой у человека цвет кожи. Я категорически против расизма и ксенофобии, и принимаю во внимание только личность человека, а не его национальность, религиозные убеждения или политические взгляды!
Ева глубоко вздохнула, и ее грудь всколыхнулась. Ли Минь мелко задрожал от страсти.
Женщина постбальзаковского возраста, одетая в длинную шубу, голосовала, стоя по колено в снегу неподалеку от бывшего дома Люды, где она жила с режиссером Селедкиным. Людмила подрулила, остановившись перед потенциальной пассажиркой, и распахнула дверцу.
– Мне в Большой театр, – сказала дама, манерно растягивая слова. – Но на такой машине я не поеду. Я вообще антикоммунистка, меня ваши звезды по бокам раздражают. И пулевые отверстия тоже, от них веет дешевыми понтами. А громыхание – оно вообще какое-то позорное. Вдруг у меня от таких звуков уши заболят?