Шоншетта - стр. 14

От улицы садик отделяла высокая стена, в которой не было ни одной калитки. Но что же за этой стеной? За однообразными улицами предместья? Конечно, там начинался иной мир, в который сегодня утром она заглянула, и который заставил ее пережить уже столько волнений. Мир, в котором столько пережила и так много любила мадемуазель Лебхафт; мир, отмеченный на картах иными красками, чем Франция. Какое же место займет в нем она сама, маленькая Шоншетта? Какие события могли бы помочь ей выйти из своего одиночества и вступить в настоящую жизнь? И если случай бросит ее в водоворот жизни, кто поддержит ее? Дина, любящая и верная как собака, знала жизнь, не лучше самой Шоншетты, а Дюкатель… Дюкателя Шоншетта не могла представить себе иначе, как прикованным к его кабинету. Значит, необходимо, чтобы кто-нибудь из того, иного мира пришел за нею… кто-нибудь, кто любил бы ее… Но кто?

Что может быть загадочнее хрупких созданий, из которых со временем выходят женщины? Мы проходим мимо них, большей частью не замечая, какие мысли тревожат эти головки, украшенные кудрями, что заставляет биться их сердца под корсажами свободных платьиц. Однако у всех у них есть свои серьезные, важные думы и свои тайны (это не подлежит сомнению), и жажда ласки, в которой они никому не признаются, и мечты, мечты без конца, – целый мир видений, колеблющихся на границе фантастического и реального.

С той минуты, как Шоншетта узнала свою умирающую мать, с той минуты, как в ее руки попал предмет, принадлежавший покойной, она уже не могла думать ни о чем другом. Это совершенно наполнило пустоту ее существования и даже сделало ее вполне равнодушной к выходкам отца. Теперь она любила уединяться в полутемных комнатах громадного дома, часами разглядывать портрет друга, когда-то внезапно исчезнувшего из ее детской жизни, но твердо верила, что в один прекрасный день он явится опять.

По привычке, общей всем детям, Шоншетта даже разговаривала с миниатюрным портретом, и ее пылкая фантазия уже рисовала ей чудесные приключения, в которых «он» явится действующим лицом. Закрыв глаза, лежа в постели, она видела, как «он» подъезжает к дому; на дворе бушует непогода, льет дождь; «он» приехал верхом, ведя за собой запасную оседланную лошадь. «Он» заворачивает Шоншетту в одеяла, сажает ее на седло, и они мчатся… Как стучат лошадиные копыта по мостовой! Мимо них мелькает Париж, тот Париж, который она видела, когда Дина возила ее на Монмартр… Потом город сменялся деревней, перед ними расстилались бесконечные равнины, по равнинам лентами вились дороги, убегая в лесные заросли… Вдруг перед ними на скалистой вершине появляется замок Ред-Кэстл, с высокими, остроконечными крышами, вырисовывавшимися на грозовом небе. Навстречу путешественникам выходили молодые люди с пледами через плечо, как их описывала мадемуазель Лебхафт, и один из них говорил Шоншетте слова, которые слышала когда-то ее учительница от своего поклонника: «Я вас люблю! Позвольте мне быть всегда с вами, – или я умру!» Но Шоншетта прижималась к своему спутнику, обнимая его обеими руками, и восклицала: «Нет, я не хочу! Вот тот, с кем я не расстанусь никогда!»