Шла шаша по соше (сборник) - стр. 6
После работы Юрий Иванович шёл домой. Выпивал, закусывал чем придётся. Засыпал под советскую классику, благо плейер и телевизор выключались автоматически. У него было полтора десятка фильмов, которые мы оба знали наизусть и могли смотреть с любого места. Особенно Юрию нравились комедии Данелии. Иногда он просил меня сыграть и спеть чего-нибудь, чаще всего про «средство от тревог», про «белый прибой» или про «собачку». Бывало, мы подолгу молчали. Молчать с Юрием было так же комфортно, как и говорить. Много бы я дал, чтобы восстановить в деталях хоть один такой вечер. Но нет, память сохранила только обрывки. Помню, Юрий рассказывал что-то о бывшей работе, о коллегах по академгородку. «Это забавно, – сказал он тогда, – вся лаборатория в полном составе, все двадцать человек разъехались кто куда. Половина в Америке, другая в Израиле. Во Франкфурте один приятель. А меня вообще занесло на край света. Везде биологи нужны».
Я, к своему стыду, часто жаловался на работу нынешнюю. Не ту, которая в университете, а вторую – в НИИ. Должность младшего научного сотрудника плохо совпадала с моими амбициями. А также – с образованием и возрастом. Это была временная уступка обстоятельствам. Вскоре я обнаружил себя на побегушках у людей, недостойных завязать мои ботинки. Дважды подавал на повышение, но оба раза продвигали сопливую молодёжь, едва с университетской скамьи. Уверен, что не без протекции. Контора была насквозь блатная, странно, что я вообще туда попал. Короче, я возмущался и комплексовал. Вдобавок жаловался человеку, который находился в похожей, если не худшей, ситуации – ведь он работал без зарплаты.
– Перестань ты, – сказал однажды Юрий. – Ну, подумай, из-за чего ты расстраиваешься. Умер кто-то? Заболел? Ах, посмотрели на него не так! Не дали повышения. Какая ерунда. Ты хотел уехать и уехал. Ты знал, что здесь будет трудно? Ведь знал?
– Знал.
– Знал. У тебя непыльная работа, даже две (тут я вспомнил коробки Хелен Мэй). Тебе не противно то, что ты делаешь. Деньги платят, вид из окна. Жена-красотка… Терпит такого охламона двенадцать лет. Наконец, у тебя есть роскошный собутыльник, а это уже излишество.
– Юрий Иванович, – сказал я, – зачем вы меня обижаете? И себя тоже.
– А что? Ты хочешь сказать – друг? – Юрий посмотрел на меня так, словно разглядывал букашку в микроскоп. – Макс, мы с тобой знакомы два месяца…
– При чём тут срок? Человека можно узнать за два часа.
– Ладно, извини. Проехали.
Как-то, вдохновившись от портвейна, я прочёл Юрию свои рифмованные опусы. Ему понравилось одно четверостишие, вот это: Пройдёт война, воззренья переменятся – ничей не будет взгляд ортодоксален. И только Ленин станет верным ленинцем, а верным сталинистом – только Сталин. Юрий достал с полки общую тетрадь.