Шла шаша по соше (сборник) - стр. 20
Я безошибочно выявил нужный отдел. На дисплее стояли пять или шесть пар хоккейных коньков. Разных цветов и моделей. Казалось, они смеялись надо мной. Я смотрел на них около минуты. Совершил неудачную попытку заговорить. Жена всё поняла. Она взяла меня под руку, и мы пошли домой.
Несколько строк вместо эпилога. В получасе езды от нас находится городок Кантербери. Там есть крытый стадион с искусственным льдом. Каток. И наверняка дают напрокат хоккейные коньки. Я собираюсь туда пятый год, но всё не решаюсь отчего-то. Нет, не отчего-то. Я боюсь, что разучился кататься – вот отчего. Ладно, допишу этот рассказ и поеду. Сразу… Как только совсем заживёт колено.
Вдова Игоря Северянина
Мне трудно вспомнить, когда в нашем доме появился томик Игоря Северянина. Карманного формата, в белой суперобложке. Единственный, изданный в советское время. Вроде бы я оканчивал школу, а может, учился на первом курсе. Но точно знаю, как он появился. Отец привёз его с книжного рынка. В юности отец любил стихи Евтушенко. Затем разочаровался в нём и увлёкся жутко дефицитными поэтами серебряного века. Нашу библиотеку украсили книги Пастернака, Мандельштама, Хлебникова и так далее. Пастернак меня заинтересовал, хотя большинство его стихов я не понял. Мандельштам показался немного сумасшедшим. Хлебников – на всю голову.
Надо сказать, что в поэзии я тогда не разбирался ни черта. Как, впрочем, и сейчас. Думаю, что изначально это была защитная реакция на школьные уроки литературы. Навязанные, тщательно разжёванные произведения, чтение «с выражением» стихов у доски… Сочинение на тему «Вольнолюбивая лирика Пушкина»… До сих пор морщит. По учебникам выходило так, что все известные авторы, творившие до эпохи соцреализма, неустанно боролись с режимом. Правда, не все твёрдо об этом знали. Вот, например, Блок – долгое время заблуждался. Сочинял всякую чепуху о незнакомках и прекрасных дамах. Но впоследствии одумался и написал о матросах, бодро шагающих на революционный промысел. То есть экспроприировать экспроприаторов. А в финале выясняется, что промысел-то Божий.
У меня всегда было подозрение, что это сочинил не Блок. А кто-то другой. Например, Асеев или Придворов. Блока же вынудили признать авторство. А если и сам, то не без помощи тов. маузера у затылка. Не в буквальном смысле, нет, это вряд ли. У тогдашней власти хватало других методов управления вдохновением. А что если этим текстом, совершенно для него чужим, Блок пытался намекнуть: мол, всё не так, ребята?…
Северянина школьная программа игнорировала без всяких затей. И далеко не его одного. Но хорошая компания здесь – слабое утешение. Мог ли думать «король поэтов», что для целого поколения несостоявшихся читателей он останется автором единственной эпатажной строки? Как и многие, я знал её – но и только. Мне было интересно увидеть весь стих. И другие тоже. Открыв белый сборник наугад, я прочёл: «В дни пред паденьем Петербурга, в дни пред всемирною войной, случайно книжка Эренбурга купилась где-то как-то мной».