Школа над преисподней - стр. 23
– Вы еще пожалеете. – Панферов забрал с парты «подарки» и направился к выходу.
Остальные поплелись за ним. Чувствуя себя в свите императора Севера, я тоже пошла в коридор.
– Да ты не Панферов, ты Параноев, Сев! – рявкнул вслед Марк. – Попей галоперидольчику, моей бабуле помогает. Она наконец-то перестала видеть в моем бате американского шпиона.
На пороге кабинета я обернулась и посмотрела на Женю. Он провожал нас взглядом. В глазах горело любопытство, на губах играла едва заметная улыбка. Он будто был зрителем на интересном шоу. Хотя нет… скорее, он выглядел как сценарист этого шоу. И удовлетворенно улыбался, потому что сцена удалась. Я отвернулась и быстро вышла из кабинета. Кажется, мне на пару с Панферовым пора попить галоперидольчик.
Ночью я долго не могла заснуть. Мне не понравилось то, что сегодня произошло. Это было… не по правилам. Так нельзя, так не должно быть. Подобные проблемы должны решать взрослые. Почему не перевалить все на их плечи? К чему скрытность? Все только усугубится, конфликт еще больше раздуется. Мы ничего не решим сами.
Я все ворочалась и ворочалась. Мне было неуютно и тревожно. А потом мысли опять перенесли меня к Жене и нашему общему прошлому.
Женя жил с мамой и папой – но в первой четверти девятого класса потерял обоих сразу. Отца Жени жестоко убили. Его нашли мертвым в собственной квартире; ему нанесли кухонным ножом 107 ударов. Обвинили во всем Женину маму: на ноже были ее отпечатки пальцев. Женя, конечно же, не верил. Но сам он в момент убийства был со мной на крытом катке, учился кататься – и никаких полезных показаний дать не смог.
Стоял ноябрь. После суда я пришла к Жене домой. Я не знала, какой вынесли вердикт, но, обнаружив открытую дверь квартиры, поняла, что дело плохо. Со сжимающимся сердцем я переступила порог.
В квартире стояла кладбищенская тишина. Я осторожно прошла в комнату Жени. Он был там – стоял ко мне спиной, застыв и уставившись в зеркало, из центра которого паутинкой расходились трещины. Костяшки пальцев Жени были в крови.
Всюду царил хаос: вещи разбросаны, с подоконника скинуты горшки с цветами. Все было в земле и осколках. Наверное, мечась по комнате, Женя страшно кричал. Но сейчас он не издавал ни звука, едва дышал.
Наши взгляды пересеклись в отражении. Глаза Жени напоминали пустые сосуды.
– Как все прошло? – тихо спросила я.
– Ей дали восемь лет, – так же тихо ответил Женя, будто поблизости находился спящий человек и мы боялись его разбудить. Он повернулся ко мне и сказал громче: – И я не понимаю, как это возможно… – Он нервно заходил по комнате, все повышая и повышая голос. – Восемь лет, восемь лет… Я не верю, она не могла. Она гуляла с собакой в это время. Как так получилось, что не оказалось свидетелей? Ее будто никто не видел, хотя обычно соседи из окон безошибочно определяют даже набор продуктов в твоей сетке. На ноже никаких отпечатков, кроме маминых… Убийца оставил его в прихожей, будто все предусмотрел. Знал, что мамы нет, что она скоро вернется и первым делом увидит нож и схватится за него. А сволочные соседи сказали, что мама с папой часто ссорились… Да, у нас сейчас не все гладко с финансами, и мама настаивала, чтобы папа ушел из школы и нашел работу получше, отсюда и ссоры… Но это не причина для убийства. Она не могла убить, Саша, понимаешь? – Женя подошел и стал трясти меня за плечи. – Она не убийца, она не убивала, она не могла!