Шиза - стр. 1

Припарковавшись на служебной стоянке у поликлиники, я взял с заднего сиденья портфель, поставил свою «короллу» на сигнализацию и направился к центральному входу.

По пути взглянул на небо, вспомнив, что не поинтересовался с утра прогнозом. Судя по небу, дождь исключить было нельзя, а я сегодня без зонтика!

На крыльце оглянулся, заметил по ту сторону ограды черный «лексус», мелькнула мысль: наверняка кого-то из пришедших на прием.

Около кабинета увидел семейную пару. Это улавливалось по приглушенным голосам, по множеству мелочей… Вообще, когда ты пятнадцать лет в профессии, подобные вещи «простреливаешь» мгновенно.

Как они перешептываются, как смотрят друг на друга… Мимика, жесты… Семья есть семья, док, тебе ли этого не знать! Особенно начинаешь ценить ее, когда безвозвратно утратишь. Кусаешь локти, коришь себя: куда смотрел?! Где раньше был?! Почему не рвался «из жил и сухожилий», только бы сохранить, уберечь то хрупкое, что объединяло и согревало.

Сейчас согревать нечему, да и нечего… Все в прошлом.

Проходя мимо, краем уха уловил, как мужчина уточнил у медсестры: «Скажите, это доктор Корнилов?» Ответа не расслышал, скорее всего, он удостоился не более чем кивка головы.

Потому что Илья Николаевич Корнилов – это, собственно, я и есть. Дожил почти до сорока, к счастью, не спился, хотя поводов – более чем достаточно. Холостой кандидат медицинских наук. К докторской пока не приступал, хотя материал собираю. Но это так, сноска…

В кабинете едва успел переодеться, как раздался телефонный звонок.

– Илья Николаевич, доброе утро, – интонация заведующего Либермана не сулила ничего хорошего. От трубки так и веяло экстренностью. – Зайди срочно ко мне, пожалуйста. Если кто-то у кабинета сидит, направь к Немченко, пусть молодежь трудится.

Слово «молодежь» было одним из любимых у Давида Соломоновича. В те редкие минуты, когда можно было позволить себе как-то лирически «отступить от темы», он частенько сетовал на то, как изменились современные студенты, как скатилось «кнопочное поколение», «дети ЕГЭ».

– На кого мы оставим наших бедных шизофреников?! Кто будет проводить диагностику паранойи, купировать алкогольные делирии?! – сокрушался он, курсируя по кабинету с заложенными за спину руками. – Психической патологии становится все больше, она все тяжелее, а молодежь привыкла только нажимать на кнопки! Выбирать один вариант из нескольких предложенных. Им дай пять или шесть симптомов, они один из них выберут. По-другому не умеют!

Либерман читал курс лекций в Медакадемии и даже вел там две группы. Предлагали еще, но он отказывался. Впечатлений старику и так, что называется, хватало надолго.

Ради справедливости стоит заметить, что Немченко не попадал в категорию «детей ЕГЭ», крупицы клинического мышления в его высказываниях заведующий периодически улавливал.

Сегодня Давид Соломонович был явно не в духе. Мешки под глазами и сдвинутый набок галстук говорили сами за себя. О его давлении по поликлинике ходили легенды, даже стишок шуточный про это дело придумали:

– Звонили из СИЗО, – начал он без обиняков после рукопожатия. – С утра, что называется, за жабры взяли. Короче, то ли маньяка взяли, то ли еще кого. Я толком не понял. И, видите ли, возникло сомнение в его психическом состоянии – мягко говоря…

– Этого самого маньяка? – уточнил я.

– Ну, не в моем же! – обиделся Либерман. – В моем-то ты, надеюсь, не сомневаешься? А если по-русски, то он им в течение суток нес такую ахинею, что – мама не горюй… Подготовили постановление о проведении амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы, просили к ним в СИЗО приехать, но я сказал, чтоб к нам везли.

– Это вы дальновидно поступили, – заметил я.

– Издеваешься, да? Видишь ведь, я никуда пока ехать не могу, давление зашкаливает. Психбригада к нам везет. Несет такой бред, что все ходят на ушах. Короче, надо определиться срочно с ним, у них версии летят одна за другой, сам понимаешь.