Широкий угол - стр. 11
Постепенно я начал знакомиться с другими ребятами. Они подходили с вопросами, которые мне казались неуместными и злыми.
– А правда, что у тебя в общине женщин держат взаперти? – спросил меня как‐то раз парень по имени Адам.
– Нет, – ответил я и отошел.
Это была неправда. Женщин у нас никто взаперти не держал. Они много чем занимались и нередко участвовали в жизни общины и имели в ней куда больший вес, чем их супруги. Во многих семьях именно женщины приносили в дом деньги, пока мужья проводили дни за чтением. Именно женщины принимали самые важные решения, управлялись с домашними делами и управляли жизнью семьи. Возможно, извне они могли показаться благонравными, слабыми и бессловесными, но в том Брайтоне, где родился я, мне бы и в голову не пришло описывать ультраортодоксальных женщин такими словами.
Двумя часами позже, во время обеда, Адам подошел ко мне и извинился.
– Прости, не хотел тебя обидеть.
– Ты и не обидел, – отрезал я.
– Обидел. Я плохо выразился. Не надо было говорить «взаперти». Я имел в виду… ну, что они мало что решают насчет своего будущего, с детства знают, что выйдут замуж и будут рожать детей, и ничего другого их не ждет, – по глазам Адама было видно, что он опасается, как бы я снова от него не отошел.
– А что, разве мужчины-харедим* что‐то решают? – спросил я. – Они, насколько мне известно, тоже с детства знают, что женятся и будут рожать детей, и ничего другого их не ждет.
Адам не нашелся что ответить.
Вечером, лежа в кровати, я обдумывал слова Адама. Я заставил его замолчать и был этим доволен, но меня не покидала мысль, что сказанное им – отчасти правда. В мире, где я жил, женщины были такими же узницами, как и мужчины. Но их роль в религиозной жизни была совершенно второстепенна: им не дозволялось изучать священные тексты, участвовать в обрядах и службах в синагоге – лишь наблюдать за ними из‐за мехицы. Возможно, именно это Адам имел в виду, говоря, что женщин у нас держат взаперти?
Я лежал, погрузившись в мысли, и тут кто‐то сбежал по лестнице. Наверное, отец. Снизу послышались голоса. Говорил отец – вероятно, по телефону. Дверь родительской спальни открылась, вышла мама. Я тихонько приоткрыл свою дверь и прислушался.
– Мы уже выходим, – сказал отец в трубку. – Будем через пять минут.
Я взглянул на часы – без четверти двенадцать, – распахнул дверь и спустился. Мама надевала пальто и туфли, а отец был уже полностью готов.
– Вы куда? – спросил я.
– Эзра, – мама выглядела растерянной, – миссис Тауб умерла.
– Барух даян А-Эмет*, – прошептал я.
Родители отправились к Таубам – там, насколько я понял, уже шли приготовления к похоронам.