Шестой грех - стр. 5
Словом, те два года, что я прожила с Нестором, пролетели в сплошных удовольствиях, и я ни одной минуты не жалела о том, что в ту дождливую ночь, когда мы с ним познакомились, я позволила ему проводить себя до моей комнаты на Масловке… Находясь рядом с ним и понимая, что он не любит меня так, как мог бы любить, что между нами все равно незримо присутствует нечто такое, что не дает нам возможности сблизиться духовно, я все равно не собиралась как-то менять свою жизнь. Да я жила бы так и дальше, если бы в один прекрасный январский вечер меня не пригласила эта же моя Аннета в консерваторию, на концерт одного не очень-то известного французского пианиста русского происхождения, Аллена Рея. В программе были произведения Шуберта, Брамса и Шопена. Я и прежде знала, конечно, сами имена этих великих композиторов, помнится даже, кое-что, написанное этими романтиками, нам ставили в записях в школе, на уроках пения; но то, что я услышала тогда там, в Большом зале консерватории, заставило меня понять одну простую истину: в жизни есть еще масса удовольствий и открытий, ради которых, собственно, и стоит жить. И среди них – музыка!
Я сидела рядом с Аннетой и плакала, вслушиваясь в фарфоровое звучание фортепианных переливов. Стройный молодой человек, с шапкой кудрявых волос, с одухотворенным лицом, играл на рояле, полностью отдавшись музыке. Он был так чист, словно его только что вынули из коробки, как дорогую куклу, развернули хрустящую мягкую бумагу и посадили за рояль. Белоснежный воротничок, манжеты, длинные тонкие пальцы, невероятным образом попадавшие на нужные клавиши, черно-белая гамма окружавших его музыкантов оркестра – все это выдавало в нем человека с другой планеты. Мне было больно осознавать, что в жизни существует много такого, что мне, наверное, будет трудно постичь в силу своей внутренней зажатости, отсутствия воспитания и природного таланта восприятия. Я слушала музыку, и мне все сильнее хотелось плакать. И вспоминалась почему-то наша убогая квартирка в Воронеже, моя тетка, которая почти каждый день на ужин жарила картошку на подсолнечном масле, а на завтрак варила мне, уже взрослой девушке, манную кашу. «Интересно, – думала я, вглядываясь в такие же, как и у Аллена Рея, одухотворенные лица окружавших меня людей, – а о чем думают они? Может, тоже вспоминают свое детство? Или, наоборот, думают о том, как сложится их жизнь в будущем?»
Я задыхалась от переполнявших меня чувств и никак не могла понять, что же со мной происходит. Никогда еще я не ощущала так остро свою ущербность.