Шестая жена короля Генриха VIII - стр. 44

– Екатерина не любит его, – сказала она. – И я думаю, что она, подобно Анне Клевской, была бы не прочь обратиться в сестру короля, сложив с себя сан королевы.

– Екатерина не любит короля? – спросил лорд Дуглас с напряженным любопытством. – Значит, она любит другого? – прибавил он, чутко насторожившись в ожидании ответа.

– Нет, батюшка! Ее сердце – чистый лист бумаги, на котором не написано пока ничьего имени.

– Тогда нам нужно написать на нем чье-нибудь имя, которое должно довести ее до эшафота или до изгнания! – с жаром подхватил старый вельможа. – Это уж твое дело, дитя мое, вооружиться железным грифелем и так глубоко и неизгладимо напечатлеть им чье-нибудь имя в сердце Екатерины, чтобы король со временем легко мог прочесть его.

Некоторое время молчали оба.

Видя, что леди Джейн все более и более углубляется в свои мечты, ее отец наконец прикоснулся рукой к ее плечу и торопливо спросил:

– О чем ты думаешь, Джейн?

Девушка сильно вздрогнула и, глядя на графа в замешательстве, проговорила:

– Я соображаю, какую выгоду для нашей цели могла бы я извлечь из всего того, что ты рассказал мне.

Лорд Дуглас покачал головой с недоверчивой улыбкой и проговорил наконец торжественным тоном:

– Берегись, Джейн, берегись, как бы твое сердце не обмануло твоего разума! Для успеха нашего дела необходимо прежде всего, чтобы ты сохранила твердость ума и сердца. Обладаешь ли ты этой твердостью, Джейн?

Под его проницательным взором девушка смущенно опустила веки. Лорд Дуглас заметил это, резкое слово готово было сорваться с его уст; но он удержался. Как умный дипломат, он хорошо знал, что иногда бывает полезнее молчать, чем вступать в открытую борьбу.

Чувства подобны драконовым зубам Тезея. По мере их уничтожения они снова вырастают с удвоенной силой. Поэтому лорд Дуглас старался не замечать смущения своей дочери.

– Прости, милая, – сказал он, – что я в своем усердии и нежных заботах о тебе захожу слишком далеко. Я знаю, твоя милая, чудная головка достаточно умна, чтобы носить корону; я знаю, в твоем сердце нет места для других чувств, кроме честолюбия и религиозности. Поэтому давай обдумывать дальше, что нам необходимо делать для достижения намеченной нами цели.

Мы говорили о Генрихе как супруге, о Генрихе как человеке, и судьба его жен могла, надеюсь, послужить для тебя достаточно поучительным примером. Никогда не должна ты допускать опасное чувство уверенности, так как жена короля Генриха в действительности никогда не может быть уверена в своем будущем и меч всегда поднят над ее головой. Ты должна всегда смотреть на своего супруга, как на изменчивого любовника, которого беспрестанно нужно завоевывать заново. Прежде всего, Джейн, я могу открыть тебе тайну. Знай, что этот король, провозгласивший себя первосвященником своей церкви и когда-то названный папою «рыцарем веры и правды», в сущности является королем, не имеющим никакой религии. Он сам не знает, чего хочет, и, кокетничая с обеими партиями, он сегодня – еретик, старающийся казаться просвещенным, сильным человеком, лишенным предрассудков, а завтра – католик, смиренный раб Божий, ищущий и обретающий благо лишь в любви и благочестии. Но в глубине души Генрих совершенно безразлично относился к обоим вероисповеданиям. Если бы папа тогда одобрил его развод с Екатериной Арагонской и не создал ему затруднений, то король Генрих остался бы и поныне преданнейшим слугою католической церкви. Но в этом случае с ним поступили недальновидно, противоречием раздражили его, возбудили его тщеславие и гордость, вызвали сопротивление, и вот Генрих сделался реформатором церкви, исключительно из страсти к противоречию, а не по убеждению. Это, дитя мое, ты никогда не должна забывать. Генрих отрекся от папы и присвоил себе главенство над церковью; но у него не хватило мужества довести дело до конца и всецело отдаться реформации. Он – не католик, однако посещает обедню; он упразднил монастыри – и все же запретил священникам вступать в брак; он ввел причастие под одним видом, однако же верит в претворение вина в святую кровь Спасителя.