Шесть соток волшебства - стр. 29

Как все это понимать, было решительно непонятно.

Но сам факт молчаливого присутствия Ярослава превращал оранжевый кружок с цифрой три в досадную, но вполне переживаемую часть реальности.

«Привет.»

«Нам надо поговорить.»

«Прости, я ужасно ошибся, сам не знаю, что на меня нашло. Пожалуйста, дай мне шанс все объяснить.»

Едва прикасаясь, Инга провела рукой по клавиатуре. Гладкие клавиши скользнули под пальцами с легким призрачным потрескиванием.

Нам не о чем с тобой говорить.

Да, объясни мне. Докажи, что на самом деле ничего не случилось — а я просто неправильно все поняла.

Молчи.

Говори.

Делай хоть что-нибудь — но пускай мне не будет больно.

«Привет», — медленно набрала Инга.

«Я не хочу с тобой разговаривать. Оставь меня в покое».

На самом деле это была неправда. Точнее, не вся правда. Если бы Инга действительно не хотела разговаривать, она бы удалила чат с Олегом, заблокировала его в соцсетях и закинула номер в черный список. Но Инга этого не делала. А значит, что-то услышать она все-таки хотела. Или сказать. Или сделать. Инга сама не понимала, что именно, но терпеливо ждала того самого, нужного и единственно правильного момента, который успокоит боль.

Ждала. И не могла дождаться.

Господи, как же удачно подвернулась вся эта история с наследством. Инга представила, как сидит в крохотной студии в Митино, запивая одинокие слезы вискарем, и поежилась. Как хорошо, что нужно шпаклевать стены и красить пол, какое счастье, что можно зарыться в маркетплейсы, рассматривая и сравнивая сто десять вариантов занавесочек в кухню.

И как здорово, что есть Ярослав. И пусть он не приглашает на свидания, пусть не дарит букеты роз! Зато Слава всегда здесь, каждый день, с восьми и до ночи. Он спрашивает, как Инга провела день, и внимательно выслушивает нехитрые скучные рассказы. Он улыбается и шутит. Он хвалит подгоревшие сырники и заваривает чай.

Волна умиленной благодарности захлестнула Ингу, подкатила к глазам вскипевшими слезами, сжала нежными руками горло. Эмоции требовали немедленного, категорического действия, и Инга, решительно хлюпнув носом, захлопнула ноутбук. Ярослав не хочет романтики? Ну и не нужно! Она, Инга, тоже не очень-то хочет.

А ужин нормальный приготовить было бы кстати.

В арсенале у Инги было два блюда, которые получались хорошо всегда и везде — запеченная курица и драники. Борщ мог перевариться, тушеные ребрышки оставались жесткими, а пирог обретал каменную увесистую плотность — но курица и драники работали безотказно. А значит, выбор был очевиден!

Мерно покачивая сумкой, в которой уже покоилась тушка невинно убиенной курицы — причем не просто тушка, а с потрошками — Инга медленно шла вдоль овощных рядов. Было в этом что-то завораживающее, удивительно, до боли уютное — вот так вот идти, не торопясь и толкаясь в толпе, перебрасываться короткими приветствиями с продавцами, неспешно прицениваться и долго, сосредоточенно разглядывать товары. В овощном ряду, пестром, словно восточный базар, Инга выбрала розоватую, щедро припудренную пылью картошку, в молочном сосредоточенно, раздумчиво пробовала сметану и ряженку — густую, домашнюю, с темно-коричневой плотной корочкой, запечатывающей банку, словно царский сургуч. Прихватив в лавочке с тандыром еще пахнущий дымом, нежно-хрустящий лаваш, Инга критически оглядела раздувшуюся сумку и направилась к финальной точке своего путешествия — к фруктам.