Шесть камешков на счастье - стр. 37
Думаю, этого я никогда не узнаю.
Дедушка мгновение смотрит на меня, и его улыбка меркнет. Он читает меня, словно открытую книгу.
– Ну так что, – говорит он, взглянув на часы, – о чем ты сейчас думал?
– Да так… о разном, – отвечаю я. – Знаешь, не хотят мозги мои отдохнуть.
– Это наследственное, – удовлетворенно кивает дедушка. – Твой отец был таким же. Ты унаследовал это от него, а он от меня, так что вини меня, если хочешь.
– Обычно я могу отключаться, если нужно, но в последнюю ночь как-то не получилось. Я просто не могу перестать думать о…
Дедушка долго выжидает, прежде чем пытается закончить мою мысль:
– О твоем отце?
– Да, – говорю я так тихо, что едва сам себя слышу. – И о многом другом.
– Поделишься со мной?
– Не хотелось бы, – отмахиваюсь я.
Дед вопросительно вскидывает брови и расплывается в улыбке:
– Справедливо. Ты уже завтракал?
– Так рано? Нет, конечно.
– А вот мой желудок говорит, что самое время перекусить. Не возражаешь, если я что-нибудь приготовлю? Бьюсь об заклад, дюжий парень вроде тебя никогда не против поесть.
Конечно, я умираю с голоду!
– Да, я бы перекусил. Что ты хочешь приготовить?
– Ну, надо посмотреть, какие продукты есть. Думаю, яичницу с беконом, мясо с овощами и, может быть, оладьи с сиропом, – расписывает дедушка.
– Блинчики?
– Нет, оладушки. Почти то же самое, но с более классным названием. Как тебе идея?
– Нравится, наверное, – пожимаю я плечами.
Дед похлопывает меня по руке.
– Что ж, давай проверим.
В течение следующих тридцати минут мы бок о бок готовим. В результате у нас столько еды, что можно накормить всю мою футбольную команду. Все это время мы не переставая болтаем, удивляя друг друга то одним, то другим. К моему изумлению, разговор течет не менее гладко, чем сироп для блинчиков из свежеоткупоренной бутылочки. И постепенно я понимаю, что почти совсем не знаю своего дедушку. Они с бабулей живут так далеко, что мы видимся отнюдь не часто. Обычно они приезжают раз в год, всего на пару-тройку дней, а несколько лет и вовсе не приезжали. Может быть, если бы не было между папой и дедушкой этого неловкого молчания, последний навещал бы нас чаще. Во всяком случае, теперь, когда мы одни в кухне, треплемся и готовим, у меня такое чувство, словно я знаю его, на самом деле ничего о нем не зная. Если, конечно, в этом есть хоть какой-то смысл.
Потом мы садимся завтракать, и разговор снова возвращается к тому, с чего начался.
– Ну, так ты поделишься со мной своими мыслями? – спрашивает дедушка.
Я втыкаю вилку в стопку блинов – ой, простите, оладушек.
– Какими именно? Поделюсь, но сначала ответь мне на один вопрос, – подмигиваю я ему.