Размер шрифта
-
+

Шепот волн Обводного канала - стр. 4

– За рощей глас ночной…

– Глаз, надо полагать, совиный? – спросил он, изнемогая от смеха.

– Не .., – сказал я, – это по – старинному так говорили. Глас это голос.

– Ну, раз голос, – сказала старушка, садясь к роялю, – давайте послушаем.

– Слыхали-ль вы, за рощей глас ночной, певца любви, певца моей печали… Когда поля в час утренний молчали свирели звук унылый и простой…

По лицам этих замечательных старичков и старушек я понял, что делаю что- то очень им приятное, поэтому я остановился и смело сказал:

– Там две тети поют.

– Желаете дуэтом? – спросил старичок.

– Угу, – сказал я, глядя на того толстого, краснолицего, но он только трясся и махал руками.

– А какую ты будешь петь партию? – спросила старушка за роялем – то-есть, за какую тетю?

– А хоть за ту, хоть за ту…

– Придется помогать, – какая то очень большая дама, подошла к нам и, прижав мою спину к своему животу, сразу начала петь, голосом такой глубокой красоты, что я задохнулся от счастья.

Я думаю, что мы очень хорошо пели, потому что тот, кто привел меня стоял посреди комнаты, уперев руки в бока, глядел мне в рот, и губы у него шевелились, будто он пел вместе с нами.

– Уникум! – закричал толстый и зааплодировал, когда мы перестали петь

Я поклонился пониже в пояс, – мне было приятно, что он назвал меня «умником»

– Я не могу! – кричал он, хохоча и утирая лицо платком, – Брать! Немедленно брать! Просто подарок!

Меня схватили за руки и поволокли вниз по широкой лестнице, где стояла плотная толпа взрослых

– Чей ребенок? – закричал тот, без пиджака, не выпуская моей руки, точно боялся, что я куда то упорхну.

– Что он сделал? – сквозь толпу протискивалась мама, – Мой.

Она попыталась оторвать меня от этого, без пиджака, но он не пускал.

– Сколько ему лет?

– Пять, – сказала мама, – Пять с половиной. Даже восемь месяцев…

Дяденька застонал.

– То-то я гляжу, больно он маленький какой-то – сказал ласковый старичок, который бежал за нами вприпрыжку из зала, где мы пели.

– В дирекцию! Как исключение! – рычал тот, что привел меня.

– Что ты натворил? – спрашивала мама меня.

– Я пел.

– Какие слова? – волновалась мама, – Вообще то он у меня не озорной, – говорила она старичкам и дяденькам, которые шли с нами толпой.

– Пять лет! – стонал тот, без пиджака, – Пять! Какая жалость!

– Почти шесть, – говорила мама, извиняющимся голосом.

Нас привели в большую, светлую комнату, где за печатной машинкой сидела красивая, молодая тетя. Она дала мне чаю с конфетой, пока мама уходила куда -то за высокую темную резную дверь.

Скоро она высунулась оттуда и позвала меня:

Страница 4