Шепот пепла - стр. 41
К бочке куценожкиной Генхард зря подошел, когда в столицу ехали. Хотел в отместку плюнуть на него, крышку приоткрыл, а тот взглядом впился и давай шептать. На суд, мол, с нами иди, потом того, потом сего. Ну и пришлось опять в ногах у Рябого кататься, еще и под ребра словил. Во второй раз, между прочим! Но Генхард не червяк безродный – своего добился. И стоял теперь гордый посередь здоровенной залы. Рот раззявил от удивления и голову задрал.
Потолок был такой высокий, что, если корабль сюда затащить, мачты даже до разноцветных стекляшек наверху могли не достать. Купол из-за них казался воздушным, и узоры красивые получались, особенно пока солнце не пряталось за облаками. Когда лучи проходили сквозь стекло, на полу мерцали желтые, зеленые и розовые пятна. Такие чу́дные – наступать жалко. Генхарду хотелось, чтобы они стали расписными платочками. Рассовал бы по карманам, а потом продал за сребреник каждый. Только один бы себе оставил. Для памяти. Ну и потому, что принцам положено такое иметь. Тогда пьянчужки с Пепельного перестали бы надсмехаться, и все девки в ногах катались. У сына-то соахийца.
А кругом все белое, чтобы затмение поняло – тут день правит. И стены из светлого мрамора. И колонны, как кости. Одежонка у судей и та одинаково светлая. А народу-то полно! Забили зал. Не продохнуть. Хорошо хоть, Генхарду досталось место почетное – перед круглой впадиной, где, будто в колодце, переминались с ноги на ногу порченые. Отсюда видно было и судей на той стороне, и возвышение, где главный готовился произнести речь, и балкон высоко наверху, где за белой ширмой сидел сам Валаарий. Никому не видный, но грозный.
Генхард прожигал полотно взглядом, изо всех сил надеясь увидеть хотя бы тень императора, и так увлекся, что вздрогнул от голоса обрюзглого старика, кое-как забравшегося на постамент. У главного судьи в животе мог уместиться здоровенный порося. Жирдяй говорил хриплым голосом, задыхался и переводил дух после каждого предложения. У него было противное лицо. Сплющенное, как если бы морду из теста шлепнули об пол, прежде чем прилепить к шее. Казалось, глаза, рот и нос вжались в сальные складки. От такого зрелища впору было морщиться, но Генхард разглядывал старика с восхищением. Он страстно желал стать таким же упитанным, наряженным и важным. Задыхаться от сытости – роскошь. Тратить на одежду столько ткани, что хватило бы троим, – богатство.
– И здесь мы собрались. Без решения покинуть место сие не посмеем. Словом императора нашего и дланью его да свершится пусть суд над грешниками!