Шепот падающих листьев - стр. 2
В доме горел свет, а это значило, что хозяйка была у себя. Госпожа Асакава жила одна, кроме того, порой увлекалась настолько, что не слышала ничего, что происходит вокруг. Синдзи застыл в нерешительности – нарушать приличия и далее он не считал возможным, но и возвращаться домой под все-таки начавшимся дождем, еще и не достигнув цели своей вечерней прогулки, резчик тоже не хотел.
Он так и остался на крыльце под небольшим навесом, решив подождать пока дождь немного ослабнет. Ветер совершенно стих, оставив только дождь, и Синдзи осознал вдруг, что звук дождя это единственное, что осталось в мире. Не лаяли собаки, не смеялись люди, не звенели колокольчики у дверей. Внезапно на самой грани слуха резчик уловил один единственный женский всхлип. Он сразу понял, откуда произошел этот всхлип и, не успев, толком, подумать о своих действиях, отодвинул створку двери дома госпожи Асакавы в сторону.
Дверь поддалась. В ноздри Синдзи ударил до неприятного сильный запах благовоний. Он обернулся, чтобы закрыть за собой дверь. Над дверью по старой традиции висела нагината>2, которую должно держать женщине, происходящей из семьи воинов, для защиты очага. Синдзи немного замешкался, любуясь изящным оружием. Император в своей великой мудрости изволил отменить самурайство, но отменить традиции, как видно, было не под силу даже Ему – отчего-то Синзди улыбнулся этой мысли.
В это мгновение всхлип повторился. Один негромкий женский всхлип, от которого волосы на спине резчика зашевелились. Синдзи снял корзину с немного подмокшими досками и поставил ее на пол. Всхлип раздался из спальни госпожи Асакавы. Резчик нарушал всяческие приличия, но теперь он совсем не сомневался, что с художницей случилось какое-то несчастье.
Ступая беззвучно, Синдзи подошел к двери в спальню и отодвинул ее. Госпожа Асакава сидела в центре комнаты совсем неаккуратно одетая и растрепанная. Ее лицо было обезображено следами горького, тяжелого, изнуряющего плача. Кулаком левой руки она зажимала себе рот, стараясь не выпустить ни единого стона или крика, а правую с зажатым в ней ножом неумолимо приближала к собственному горлу. В этот момент художница открыла глаза, желая увидеть мир в последний раз, но увидела совершенно ошарашенного Синдзи.
– Госпожа Асакава, что вы делаете?!
Художница оторвала прокусанный до крови кулак ото рта и произнесла с каким-то совершенно жутким спокойствием:
– Приветствую, Синдзи. Зачем ты в моем доме?
– Я… я принес вам печатные формы, госпожа.
– Ах да, я и позабыла о нашей работе. Прости меня, Синдзи, придется тебе самому закончить.