Щит и меч - стр. 89
У ворот модлинской крепостной тюрьмы Вайс простоял больше суток. Приметы провокатора-поляка он запомнил твердо и даже мысленно уложил их в шифровку.
На рассвете к машине подошли майор и немец в штатском. Вайс вопросительно взглянул на Штейнглица.
– Лодзь, – приказал майор. Лица и у него и у его спутника были сердитыми, утомленными.
Всю дорогу оба пассажира угрюмо молчали. Когда подъехали к Лодзи, штатский сказал отрывисто:
– Если б он после всего выжил, можно было бы, пожалуй, согласиться на его просьбу.
– Да, – сказал Штейнглиц. – Расстрел – это почетно.
Немец в штатском усмехнулся, очевидно вспоминая о чем-то забавном, спросил хвастливо:
– Ты заметил, на него сначала произвело благоприятное впечатление, – и сделал такое движение согнутым указательным пальцем, будто нажал на спусковой крючок, – когда я в его присутствии того прохвоста, который его предал?.. – Вздохнул. – Было хорошо продумано. Но мы сделали все, что могли.
Майор кивнул, соглашаясь.
Иоганн сначала машинально прибавлял скорость, но потом поймал себя на том, что стремится вмазать машину вместе с пассажирами в первый встречный грузовик, и даже прикинул, как ловчее из нее выскочить. Но это не было бы возмездием. Это было бы преступной слабостью перед лицом дела, которому он служил. Он заставил себя постепенно сбавить скорость. Руки его стали влажными. Перед глазами поплыл туман. Он почувствовал, как вдруг сразу ослабел от голода, от бессонной ночи в машине, от всего того, что ему пришлось сейчас пережить…
Но, остановив машину у подъезда гостиницы, распахнул дверцу, вытянулся, придерживая ее локтем, козырнул и, преданно глядя в лицо Штейнглицу, осведомился:
– Какие будут дальнейшие приказания, господин майор?
Не получив ответа, столь же поспешно забежал вперед, толкнул входную дверь, взял у портье ключ, следуя в почтительном отдалении от Штейнглица, поднялся по лестнице, снова забежал вперед и открыл дверь номера.
В номере встал у вешалки, всем своим видом выражая ожидание.
Майор устало опустился в кресло, снял сначала один сапог, потом другой. Вайс подал ему туфли, забрал сапоги и пошел к машине.
Из багажника достал сапожную мазь, щетку и с такой яростью начистил сапоги, будто хотел искупить свою минутную слабость в машине, будто эта работа была добровольным наказанием за слабовольное, на мгновение, отступничество от чекистского долга, повелительно требующего от него постоянной, неотступной мобилизации всех душевных сил.
Когда Вайс принес сверкающие сапоги в номер, его пассажиры спали: Штейнглиц – на диване, человек в штатском – на постели майора.