Щит и меч - стр. 18
Во втором часу ночи, когда Вайс проходил мимо дома профессора Гольдблата, весь город был погружен в темноту, светилось только одно из окон этого дома. И оттуда доносились звуки рояля. Вайс остановился у железной решетки, окружающей дом профессора, закурил.
Странно скорбные и гневные, особенно внятные в тишине, звуки реяли в сыром тумане улицы.
Вайс вспомнил, как Берта однажды сказала Генриху:
– Музыка – это язык человеческих чувств. Она недоступна только животным.
Генрих усмехнулся:
– Вагнер – великий музыкант. Но под его марши колонны штурмовиков отправляются громить еврейские кварталы…
Берта, побледнев, проговорила сквозь зубы:
– Звери в цирке тоже выступают под музыку.
– Ты считаешь наци презренными людьми и удивляешься, почему они…
Берта перебила:
– Я считаю, что они позорят людей немецкой национальности.
– Однако, – упрямо возразил Генрих, – не кто-нибудь, а Гитлер сейчас диктует свою волю Европе.
– Европа – это и Советский Союз?
– Но ведь Сталин подписал пакт с Гитлером.
– И в подтверждение своего миролюбия Красная армия встала на новых границах?
– Это был ловкий фокус.
– Советский народ ненавидит фашистов!
Генрих презрительно пожал плечами.
Берта произнесла гордо:
– Я советская гражданка!
– Поздравляю! – Генрих насмешливо поклонился.
– Да, – сказала Берта. – Я принимаю твои поздравления. Германия вызывает сейчас страх и отвращение у честных людей. А у меня есть теперь отечество, и оно – гордость и надежда всех честных людей мира. И мне просто жаль тебя, Генрих. Я должна еще очень высоко подняться, чтобы стать настоящим советским человеком. А ты должен очень низко опуститься, чтобы стать настоящим наци, что ты, кстати, и делаешь не без успеха.
Вайс вынужден был тогда уйти вместе с Генрихом. Не мог же он оставаться, когда его друг демонстративно поднялся и направился к двери, высказав сожаление, что Берта сегодня слишком нервозно настроена.
Но когда они вышли на улицу, Генрих воскликнул с отчаянием:
– Ну зачем я вел себя как последний негодяй?
– Да, ты точно определил свое поведение.
– Но ведь она мне нравится!
– Но почему же ты избрал такой странный способ выказывать свою симпатию?
Генрих нервно дернул плечом.
– Я думаю, что было бы бесчестно скрывать от нее мои убеждения.
– А то, что ты говорил, – это твои подлинные убеждения?
– Нет, совсем нет, – вздохнул Генрих. – Меня мучают сомнения. Но если допустить, что я такой, каким был сегодня, сможет ли Берта примириться с моими взглядами ради любви ко мне?
– Нет, не сможет, – с тайной радостью сказал Вайс. – И на это тебе нельзя рассчитывать. Ты сегодня сжег то, что тебе следовало сжечь только перед отъездом. Я так думаю.