Щит и меч - стр. 119
– А твой отец?
Пауль сказал грустно:
– Тоже. Имперское правительство оказывает поддержку только крупным промышленным объединениям. За эти годы многие мелкие владельцы разорились. Маленькие пошли вниз, крупные – вверх. – Произнес с завистливой гордостью: – Вот господин Геринг начал с монопольной фабрикации «почетных кортиков» для СА и СС, а теперь у него концерн: больше сотни заводов, десятки горнопромышленных и металлургических предприятий, а торговых компаний, транспортных и строительных фирм тоже хватает.
– Ты это о маршале Германе Геринге?
– Он больше чем маршал. Он магнат. И Мартин Борман – тоже, а с чего начал свою политическую карьеру? Вступил в тысяча девятьсот двадцатом году в «Союз против подъема еврейства», и тут приметили его способности.
– А ты, значит, промахнулся?
Пауль пожал рыхлыми плечами, согласился:
– Да, не получилось из меня бритого зверя.
– Это что значит?
– Ну, так мы называли себя в партии.
– А твой брат, он что ж, ради фирмы так и не вступил в наци?
– Он погиб во время нашего прорыва в Арденнах.
– Значит, тебе все-таки повезло, – заключил Вайс.
– Да, – согласился Пауль, – повезло, но это везение мне не даром далось. Я дал обязательство жениться.
– На ком?
– На нашей ефрейторше из вспомогательного женского подразделения. Это она взяла меня сюда из маршевой роты. Я ей многим обязан.
– О, я с ней познакомился.
– А я не из ревнивцев, – поспешил заверить Пауль. – Она женщина с головой и характером – это главное для семейной жизни.
Беседы с Паулем убедили Иоганна в том, что общительность, умение при всех обстоятельствах сохранять хорошее расположение духа, приветливые манеры – все это способно подчас быстрее расположить другого к беспечной откровенности, чем хитроумная изворотливость. Она может вызвать у собеседника желание состязаться в уме и желание скрыть истинные свои мысли, чтобы выведать тайные помыслы собеседника.
Умение заводить знакомства с самыми различными людьми обогащало Иоганна познаниями той сферы, в которой ему приходилось действовать. Изучение топографии душ давало ему возможность увереннее передвигаться от человека к человеку. Он не притворялся, не прибегал к этакой своеобразной мимикрии, к некоему защитному цвету, чтобы слиться с особенностями личности собеседника; оставаясь до известной степени самим собой, он искренне интересовался жизнью каждого нового знакомца, и эта искренность подкупала больше и была прочнее, проникновеннее, результативнее, чем лживое притворство и уверения в единомыслии. Прибегать к этому последнему способу стоило только в двух случаях: как к средству вынужденной самообороны или нанося удар собеседнику с целью обвинения в недостаточной преданности рейху.