Щерба - стр. 6
Костёр был сделан по-своему, сибирским способом: восемь бревен-лучей расходились от огня, по чуть-чуть поленья сдвигались в центр. Как смог одежду прочистил от пятен, сидел у костра в одном нательном – считай, что раздетым. Вепрь медленно доедал паек, почти добрался до шоколадного батончика. Мне пришлось, как всегда, есть дорожную кашу из армейского сухпайка.
Раньше новичок всегда делился со мной чем-нибудь из своих богатых запасов. Я не налегал, но и не отказывался, взамен даря ему пару баек из Зоны. Сегодня он ничего не предложил. Обидно.
Вепрь чихнул, я пожелал ему здоровья. Он сухо поблагодарил. Его молчание стало напрягать. Странное дело – ведь раньше новичок докучал трескучей болтовней и невероятным оптимизмом, а теперь сидит холодный, как бетон.
Это молчание, видимо дипломатически выраженная обида или неприязнь, побуждала во мне злость. Ведь, получается, что он и прав, и не прав одновременно. Прав потому, что выглядело произошедшее как кидок, бросание человека в беде; не прав по той причине, что не знает всех тонкостей жизни в Зоне, не понимает, сколько бед принесла эта встреча и как испортила мои планы смерть военстала. Гибель от лап кровососа – жуткая и болезненная, и в ушах до сих пор стоит вопль бедного Гриши, из которого живьем выпивали кровь. Но лучше такая смерть, лучше смерть от мутанта, чудовищного порождения Зоны, чем от наших рук, моих или Вепря. Надеюсь, он поймет.
– Завтра утром отправимся в Бар, – завел я разговор. – Артефакты можешь продать прямо там же. К Петренко тебя не пустят, но Бармен охотно купит. Ты у него в любимчиках.
– Кто такой Петренко? – безучастно спросил Вепрь.
– Торгаш у долговцев. Ты видел их на базе. Тёмная экипировка с красными нашивками.
– А почему не пустят? – на этот раз голос собеседника звучал искренним от интереса. Для Вепря, по-видимому, сам факт того, что за деньги нет допуска к чему-то на свете, ставил его в смущение.
– У долговцев пропуск нужно заслужить. Нет, попробовать купить можно, с тем же Бромом бутылку опрокинуть, но… Лучше Бармену продай бирюльки.
– Я не хочу ничего продавать.
– Лады.
И снова зловещая тишина. Шкворчало смолистое полено. Капали минуты с еловых ветвей, скатывались за шиворот часы тревоги. Я смущался всё сильнее. Вот зараза, этот парень умеет пристыдить. Вепрь, в свете ночного огня ставший ещё больше походить на здорового кабанчика, сидел на пеньке и ногами катал чертиков. Ему было плохо, как мне, но разговорить его на душевную беседу не получалось.
– Давай обсудим случившееся… – сдался я в беспомощности.