Шассе-Круазе - стр. 8
– Ну да, – разочарованно произнес Карл, – порывам в нашей жизни не место. Хорошо. Мой шофер отвезет вас… тебя домой.
– О’кей. – От неожиданности всего произошедшего в голове у Лоры прояснилось, и она поняла, что сейчас ей хочется только одного – в постель и забыться.
И вот теперь, под одеялом, воспоминания всплывали в ее бедной больной голове яркими картинками из дешевого комикса. Во рту пересохло, в висках пульсировало, мысли, из блох превратившись в тараканов, расползались во все стороны. И тут в ее черепной коробке всплыл спасительный образ – запотевшая от холода бутылка пива в холодильнике. И рот наполнился слюной от предвкушения, и язык затрепетал, как у завзятого алкоголика.
Лора вынырнула из-под одеяла и зашлепала босая в ванную. Взглянув в зеркало, она обнаружила там чье-то зеленое лицо, обрамленное торчащими во все стороны волосами. Решив, что не имеет к нему никакого отношения, она поплелась на кухню. Открыв холодильник, Лора обнаружила улыбающуюся ей вожделенную бутылочку, брошенную там в одиночестве неизвестно с каких допотопных времен. Первый глоток был восхитительно живительным – умирающий от жажды в пустыне припал к животворящему источнику, мираж оказался реальностью. С последним глотком пришло чувство умиротворения – господи, как же просто почувствовать себя почти счастливой!
Лора поставила вариться яйцо, также нашедшееся в глубинах волшебного царства холода, и поплелась в ванную – контрастный душ это то, что поможет окончательно привести себя в чувство.
Навизжавшись вдоволь под холодными струями и выплеснув таким первобытным образом отрицательную энергию, Лора, закутавшись в подогретый пушистый халат, готова была бодро приступить к завтраку. Вынув и остудив под холодной водой яйцо, она вставила его в сине-белую фарфоровую подставку и занялась приготовлением кофе по-турецки, перемешав в джазвейке тончайше размолотые зерна с кардамоном и хорошей дозой тростникового сахара. Поставив смесь на медленный огонь, Лора намазала маслом выскочивший из тостера румяный квадратик хлеба и, положив его на такую же, сине-белую, тонкой работы фарфоровую тарелочку, вернулась к столу, собираясь вкусить первую субботнюю трапезу.
И здесь случилось ЭТО!
Яйцо в подставке уставилось на нее ЖИВЫМ глазом.
Глаз был синим, под цвет фарфорового кобальта, в темных густых ресницах, слегка дрожавших как бы от сдерживаемого веселья. Во внутреннем углу глаза образовалась даже смешливая слезинка и, не удержавшись, скатилась по гладкой поверхности яйца.
Это было уже слишком!
– Merde[2]