Шарусси - стр. 37
Тело, не смотря на все свои хранительские улучшения, вроде шустрой реакции и ночного зрения, противно ныло от долгих верховых переходов. Я вытянула руки и с хрустом покрутилась. Надо было бы осилить полноценную разминку, но я не могла себя заставить встать. Гука рядышком упивалась долгожданным перекусом, птицы щебетали у самого уха, я смотрела на гладкое, синее небо с редкими, белесыми облаками. Хо-ро-шо.
Когда надо мной пролетел ворон, я машинально уцепилась за него. Картинка перевернулась, поменяв землю и небо местами. С высоты птичьего полёта я увидела нас с Гукой, как на ладони. Ворон, сделал приветственный круг, и отправился дальше вдоль широких полей, мимо длинной, вертлявой речки, к полосе смешанного леса. Я наслаждалась видами, свободой и высотой. Только ради этого стоило стать хранителем.
Птица пошла на снижение, устремившись к земле. Мы навылет пронеслись сквозь пушистые кроны, и ворон, зачастив сильными крыльями, опустился на одну из нижних веток дуба. Остановка оказалась запланированной, птица прилетела к началу пира и присоединилась к сородичам. Дюжина голодных воронов в немом оцепенении выжидала, когда их компаньоны по охоте оторвутся от жертвы и оставят положенное им. На окровавленной, вытоптанной в сражении поляне лежала разодранная туша лося с остекленевшими глазами. Я никогда не видела живых волков так близко. Серо-бурые, с массивными мордами и большими лапами, которыми они придерживали труп, когда вырывали из него мясо. К горлу подкатила тошнота.
– Ка-ар, – сказала моя птица, и все обернулись на нас.
Ворон спикировал к сородичам – ему тут же наперерез бросился волк. Присев на полусогнутые лапы и выставив измазанную багрянцем морду с прижатыми ушами, хищник предупреждающе зарычал. Ворон отпрянул. Волк продолжил наступать.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать происходящее. Я покинула временное тело и села, вновь оказавшись на поляне. Волк почуял меня, поэтому не подпустил птицу к добыче, которой привык делиться. Это удивительно… И занимательно! Ни Аброр, ни Тэср не смогли пояснить причин вражды хранителей и ночных стражей. У избранных Шарусси имелась одна сказка, больше годившаяся для малых детей. В ней говорилось о первом хранителе, убившем самку вожака и сыскавшем, скажем, избирательное родовое проклятье. Я в такую ерунду не верила. Не в проклятия, этих-то пруд пруди, в сказки.
***
До нужной эрии я добралась уже затемно, однако давно исчезнувшее солнце не разогнало жителей по домам, и жизнь в поселении продолжала кипеть с поправкой на торжество. Хмельные эричане громко смеялись и танцевали у распахнутых настежь дверей шинков под музыку гусляра или скрипача, монеты звонко сыпались из руки в руку, а распоясавшаяся детвора гоняла в салочки – и всё это под навесом сетки магических огней, затмевающих холодный свет звёзд.