Размер шрифта
-
+

Шарм серебряного века. Филологиня - стр. 26

Не понимала. Как его бесила.

Но деньги оставлял и уходил.


А в кабаке и плакали и пели.

И стала жизнь похожа на игру.

И офицер в прокуренной шинели

Кричал им: « Я за Родину умру».


И этому безумию внимания,

Он плакал, не скрывая горьких слез.

И тихо пела женщина чужая

Про красоту рассветов и берез.

1990


Изгнанники


Лунный свет таинственный и странный,

Пианиста осветил внезапно,

В городе далеком, безымянном

Жил он то с тоскою, то с азартом.

Женщины его боготворили,

А мужчины страшно ревновали,

Дни в песок бесследно уходили,

Только ночи страсти волновали,


В музыке его жила стихия,

И стихи известного поэта,

Снова в грезы века уносили,

И серели среди звезд рассветы,

До России им не дотянуться,

Да и нет прекрасной той России,

Как же он мечтал назад вернуться.

Как его в Париже все бесили.


Странное создание, иностранец,

Им даривший горечь и презренье,

Исполнял какой-то дивный танец,

И транжирил снова вдохновенье.

Усмехались дикие французы,

Русские понять его пытались,

Не осилив ностальгии груза,

На чужбине где-то затерялись..


Музыкой назад лишь он вернется,

Чтобы в той стихии закружиться,

И увидеть призрачное солнце,

Только в зеркалах не отразиться.

В городе далеком, безымянном

Жил он то с тоскою, то с азартом.

Лунный свет таинственный и странный,

Пианиста осветил внезапно.

Одиночество творца

В серой башне заперли до срока,

Позабыли выпустить на свет,

Навсегда остался одиноким

Этот божьей милостью поэт.

Он писал поэму от экстазе,

Понимая смысл его едва ль,

И жила надежда в каждой фразе,

И селилась на душе печаль.

Никого из близких не осталось.

К башне перекрыты все пути.

Остается пустота и жалость,

И не дотянуться до любви.

Музыки унылая стихия

И собратьев вечная возня,

Девочки мерещились босые,

Страсти он сумеет ли унять

Башня прямо в небо уносила,

Звезды подарила и мечты,

И таланта бешеная сила

Дотянуться ль нам до высоты.

Никого в тумане не осталось,

Только крылья никли за спиной,

И к Икару высота и жалость,

Подарили мир совсем иной.

Он писал поэмы на закате,

Башню не желая покидать,

Чайки вились, силы им не хватит,

До него добраться, докричать.

Только не желая быть с другими,

Он остался там, на высоте,

Люди не запомнят даже имя,

Просто взял и в небо улетел,

Рукопись парила на просторе,

Не сгорела, утонула там,

Где для нас осталось только море,

Блеск луны, и страсти вечный гам

Анна и художник

И письма из далекого Парижа,
Какой -то даме, я ее не знаю.
Но снова берег Сены сонной вижу,
И слышу звуки вальса, вспоминаю
О том, что с нами не могло случиться
О том, что в тихом блеске пропадает.
И только Сена и чужие письма,
Мне о тебе опять напоминают.
Она давно мертва, но я не верю.
Страница 26