Шарлотта. Последняя любовь Генриха IV - стр. 26
– Я этого не покупал!
– Извините…
– Это невозможно… Тут будет сморкаться мне и моим потомкам на три столетия!
– Это не мое дело… Теперь довольно?
– Довольно? Слишком много. Я ничего не возьму…
– Вы возьмете все… Вы выбрали.
– Я ничего не выбрал.
– Да!
– Нет…
– Вы сделали знак головой.
– Я не делал знака… Во-первых, я пришел сюда не затем, чтобы покупать носовые платки.
– Зачем же вы пришли?
– Это не ваше дело.
– Вот как!.. Я это подозревала – вы вор.
– Я – вор?!
– Караул! Вор! Вор! Караул!
– Замолчите ли вы, я вам объясню…
– Караул! Вор!
Раздраженный Бассомпьер, не зная, как заставить ее замолчать, ударил кулаком в груду носовых платков, возвышавшихся между ним и старухой, и та исчезла под обрушившейся кучей платков. Крики ее еще усилились. Она теперь кричала:
– Убивают!
Маленькая дверь, находившаяся в глубине магазина, отворилась, и человек, одетый чрезвычайно щеголевато, с обнаженной головой, без плаща, бросился на Бассомпьера, который хотел уже обратиться в бегство. Они посмотрели друга на друга.
– Кончини!
– Бассомпьер!
Удивление сделало их неподвижными и безмолвными, как статуи. Старуха, все под кучей платков, продолжала кричать.
– Не тревожьтесь, – успокоил друга глухо Кончини, – эта женщина сама не знает, что говорит, я заставлю ее замолчать!
Он указал рукой на дверь.
– Вы можете идти, и я даже советую вам сделать это, прежде чем взбунтуются соседи…
Когда Бассомпьер вышел из лавки и услыхал, что дверь заперлась за ним, он машинально поднял глаза на вывеску, на которой были представлены два ангела, безобразно размалеванные. В первом этаже тихо отворилось окно, высунулась белая рука, и записка, сложенная вчетверо, спустилась на землю. В записке стояли только эти слова: «В девять часов, на Разменном мосту». Бассомпьер поднял, прочел, и все это продолжалось не долее нескольких секунд.
Приподняв голову, он очутился лицом к лицу с толпой соседей, которых привлекли крики старухи и которые рассматривали его с любопытством.
Он оттолкнул их, бросился бежать и остановился шагов через триста, спрашивая себя: «Что мог там делать фаворит королевы?»
Во весь этот день он не думал более о Шарлотте де Монморанси.
Пока Бассомпьер переживал эти приключения, король в Лувре велел призвать к себе Сюлли, который сделался самым верным, самым мудрым советником короля.
Годы еще увеличили серьезный вид, который в молодости, при веселом дворе короля Наваррского, наградил его прозвищем Пугало. Его длинная седая борода, совершенно голый череп, чопорная и торжественная походка, жеманный костюм устарелого фасона и потертой наружности делали его постоянным предметом шуток при дворе и находили пощаду только в глазах короля, нежность и доверие которого к Сюлли были неограниченны.