Шапито - стр. 19
Все зашелестели, а кто–то уже азартно почти выкрикнул что–то о новом коне, и так понеслась игра за игрой, к третьему кону которой мне перестало быть интересно за этим наблюдать, так что я отошел немного в сторону и уселся на пустующее место на диване. Ко мне тут же подлетели заинтересованные в чем–то своем девчушки все в тех же распутных нарядах. В их глазах уже было ноль понимания, лишь алкогольный, а может и наркотический туман. Я старался от них отмахнуться, мне не нужно было их внимание, я наблюдал за обстановкой, я здесь не для веселья, только поди объясни этим пропитым, продажным душонкам, что тебе от них ничего не надо.
Одна так и терлась всеми своими прелестями, которые безупречно привлекали мужчин, об меня, что–то томно нашептывая на ухо, только меня раздражали все ее действия в купе с амбре дешевых духов и алкоголя, поэтому я уже было схватил ее за платье на спине, чтобы дернуть назад, когда на мои колени опустилась легкая–легкая туша еще более навеселе девушки с похабной улыбочкой, которая, видимо, решила время не терять, а переходить сразу к активным действиям. Она впилась в мои губы поцелуем, и ей было все равно, что я схватил ее за руки, стараясь отстранить от себя. Только она и не знала, какая ассоциация прошла в моей голове за долю секунды. Ее руки были настолько же худы, как и у ма бель, и от этого становилось как–то не по себе.
У меня нет права поступать с ма бель так, даже если девушка, сидящая на моих коленях, не она. Уже одна мелькнувшая мысль порочит образ хозяйки, так что я просто довольно грубо укусил девушку за губу, и та так громко вскрикнула, что испуганно вздрогнули, казалось, все, а музыка резко затихла, как и гомон, наполняющий все помещение. Все внимание снова обратилось к нам. И пока девушка что–то возмущенно кричала мне в лицо, я за руку спровадил ее со своих коленей, а другую ее подругу, трущуюся об меня, стянул с дивана, отправив их далеко от себя, и снова спокойно откинулся на спинку дивана, устремляя взгляд на стол.
Громкий довольный и слегка пьяный хохот господина Оливера пронзил тишину и отрезвил всех, давая намек возвращаться к оторванным делам. Он хохотал почти без остановки, глядя на меня, пока не отер появившуюся на глазах слезу и произнес:
– Я никогда не верил сказанным словам, когда мне продавали тебя, потому что они казались мне слишком уж сказочными, ведь не бывает такого… Не бывает таких людей, но ты… – он снова захохотал и повернулся к господам за столом. – Нет, вы только представьте, мне говорят, что он как сторожевая собака исполняет лишь поставленный перед ним приказ, да еще так, что забывает про себя. Я тогда расхохотался в лицо, сказав, что ни один мужчина, оставшись наедине с красивой женщиной, желающей его, не останется равнодушным, а мне доказывали обратное, рассказывали, как оставляли с ним жен, а те жаловались на него мужьям, что он не выполнял их желаний и приказов, которые порой доходили до абсурда, просто потому что муж приказал ему следить на ней, – и снова хохот. – Я не верил, правда, но с каждым таким вот разом удостоверяюсь в правдивости сказанных слов.