Шанс (сборник) - стр. 4
Он лежал всего в нескольких метрах от меня, полностью сливаясь со снегом и камнями белоснежной шкурой с черными полосами. Огромный белый тигр. Ни за что мне бы не заметить его, если бы он не выдал себя, чуть дернув ухом с черной полоской. Белый тигр… С голубыми, ярко-голубыми, как незабудки, глазами. Едва дыша, я смотрел на него и не мог оторвать взгляда от этих удивительных глаз, в которых светилось нечто большее, чем звериная мудрость.
Значит, ты все-таки существуешь.
Тигр вдруг прижался к земле, весь подобрался, словно готовясь к прыжку, и глухо заворчал. Я не шевелился, зная, что он может броситься, но не отвел взгляда. Тогда он поднялся, медленно отступил на несколько шагов, поставил передние лапы на камень, чуть выдающийся из скалы, и снова замер, теперь видимый весь.
Огромный зверь. Хозяин заснеженного мира.
Несколько мгновений тигр стоял, словно в нерешительности, рассматривая вершины гор и одновременно искоса наблюдая за мной. А затем отвернулся и пошел вверх по каменной осыпи. Некоторое время я видел темные полосы на его шкуре, потом белая шерсть слилась с сугробами, и он словно растаял в холоде и неподвижности гор. Только тогда я поднял блокнот, упавший с колен.
Странное ощущение. Я слышал, как скрипит наст под ногами, видел ледяные отблески далеких вершин, темные пятна деревьев в долине и чувствовал пустоту в душе. Запоздалый страх?
Впервые в жизни я почувствовал себя слабым. Абсолютно беспомощным, зависимым от воли дикого зверя, который может убить одним ударом когтистой лапы. А он лежал и смотрел на меня с выражением властного спокойствия, может быть даже высокомерия, в голубых глазах.
После этой неожиданной встречи я почти поверил в мистическую природу прекрасного зверя. Только тени или призраки умеют столь бесшумно появляться и таинственно исчезать. Надо рассказать Стиву о нечеловеческой мудрости голубого взгляда, о серебристом сиянии пушистого меха, разрисованного стрелами темных полос… и о запахе виски, который вот уже несколько минут чудится мне в морозном воздухе.
Стив выбежал мне навстречу, в величайшем возбуждении размахивая обрывком собачьей упряжи:
– Я же говорил! Вы не верили!.. А я говорил!
– В чем дело?
Он перевел дыхание и махнул упряжью в сторону лагеря. Но я уже сам видел, что произошло. В рыхлом снегу валялись консервные банки, обрывки рюкзака и ремни упряжи. Палатка перекошена. Собаки отчаянно рвались с привязи, и в их злобном лае отчетливо слышалось испуганное повизгивание. Даже вожак упряжки – Волк, мой большой друг и редкий умница, – в состоянии, близком к истерическому, яростно рычал и скалил зубы.