Шанс для динозавра - стр. 2
В Империи о князе иное мнение. Там он проклят, отлучен от церкви и предан анафеме. Прежние унганские маркграфы исправно и по умеренным ценам поставляли Империи железо, селитру, шерсть, платили церковную десятину и по первому требованию выставляли пять тысяч латников. Владея золотыми и платиновыми россыпями в предгорьях Холодного хребта, Унган понемногу богател.
Теперь он стал богатеть быстро. Негодяй и святотатец Барини, декларируя на словах неизменную верность Империи, фактически отделил Унган. Пять лет он балансировал на грани, испытывая терпение имперских министров то ссылками на чуму и неурожай, то лукавой налоговой политикой, противной имперским законам, а то и прямым саботажем. Интриговал, уворачивался, не скупился на пустые обещания и дождался своего: после пяти лет игры в лояльность он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы публично изорвать имперскую грамоту и провозгласить Унган независимым.
Анафема последовала незамедлительно, однако интердикт не достиг цели, поскольку Барини не только объявил себя приверженцем учения пророка Гамы, но и снял часть налогового бремени со своих единоверцев. К таковым в самом скором времени примкнуло почти все население Унгана, исстари отличавшееся похвальным здравомыслием; попов же Барини без долгих разговоров выслал за пределы княжества – якобы для того, чтобы уберечь их от гнева обманутой ими паствы. Иерархов имперской Всеблагой церкви – заточил, без сомнения намереваясь повести гнусный торг. Монастыри закрыл, конфискованные церковные земли частью взял в казну, частью поделил между своими приверженцами. Кое-что досталось и крестьянам, с животной радостью восславившим щедрого государя.
Словом, Барини был отступник, предатель, негодяй и святотатец, каких мало. Хуже того: он. несомненно, продал душу дьяволу! Как иначе объяснить, что небольшая армия Унгана не только вдребезги расколошматила прославленную имперскую пехоту и несокрушимую прежде тяжелую кавалерию, но и вторглась на имперскую территорию, пограбив подданных верного Империи герцога Марайского? И с тех пор герцог Марайский косит глазом, что твой жеребец, в сторону мятежного Унгана: стоит ли сохранять верность Империи, оказавшейся не столь уж несокрушимой? Или ветер задул в другую сторону?..
Слуги крепили оттяжки шатра к валунам. Первые порывы горячего ветра уже стригли гребни песчаных волн, гнали песок понизу, как поземку. Солнце померкло, стало очень душно. Смирный мерин, самый рослый в Унгане, испуганно храпел под князем. Слуга держал животное под уздцы.