Шамбала – это не миф - стр. 15
«Много полезных записей можно найти вне государственных книгохранилищ, в семейных архивах. Большое заблуждение думать, что государственные книгохранилища могут исчерпать весь материал, оставшийся в рукописях. Такое же заблуждение полагать, что огромное количество напечатанных книг покрывает наиболее важные вопросы жизни. Наоборот, можно утверждать, что самые важные записи остались неизданными и погибают в семейных архивах и подвалах. Устрашающа мысль, что множество человеческих неповторяемых достижений гибнет. Следует начать охранять частные архивы, но это начинание нелегкое. Невозможно предположить, что всегда будут особенно интересны архивы людей известных, могут быть самые замечательные записи среди неизвестных обывателей. Они могли быть свидетелями очень поучительных явлений, они могли слышать от старших поколений утверждения, которые даже не были повторены потомками. Никому не приходило на ум печатать такие записи. Также много хроник пропадают в монастырях и разных конгрегациях. Очень велико количество уже пропавшего, но многое еще зарыто в пыли. Не должны люди говорить, что они не имеют сведений по различным вопросам, они должны чувствовать, как многое заботливо записано и лежит в темницах. Пусть каждый отнесется внимательно, когда он слышит о записях, кем-то хранимых. Многие блестящие мысли были погребены от скромности и лености. Также среди книгохранилищ найдутся неразобранные рукописи. Мыслитель поощрял в своих учениках желание охранить семейные записи». (Е. И. Рерих,19.12.39.)
Продолжая тему семейных архивов, свидетельствующих о контактах различных деятелей с посланниками Братства, в другом своем письме Е. И. Рерих добавляет:
«Теперь приведу не для книги[4], но для Вас и самых близких друзей один из эпизодов из жизни Сен-Жермена в связи с русским именем.
Так, Воронцов был одним из тех русских, которые после встречи с гр[афом] С[ен]-Ж[ерменом] при дворе Екатерины обратились к учению жизни. Чуждый военному делу, Воронцов оставил службу и последовал за С[ен]) – Ж[ерменом]. Как иностранец, он помог С[ен]-Ж[ермену] отбыть из Франции. Истинно, Воронцов подвергался большой опасности, когда, пользуясь сходством с С[ен]-Ж[ерменом], он принял на себя его вид и тем навлек на себя преследование, которое назначалось С[ен]-Ж[ермену]. Конечно, Белое Братство помнит тех, Кто помогал Им и подвергался за Них опасности. Потому Воронцов прибыл вместе с С[ен]-Ж[ерменом] в Индию. Можно себе представить, как близко он мог подойти к Твердыне Света. Но три обстоятельства привели его обратно на родину. Первое – его чрезмерное увлечение обрядами магии, второе – его привязанность к родственникам, и третье, когда стало ясно, что он не может остаться в Индии без вреда для своего духовного развития, ему было поручено предупредить декабристов о неверном задании. В роду Воронцовых сохранилась память о странном предке, когда-то исчезнувшем, но так как все около Бел[ого] Братства связано с кличкой шарлатанства, то имя Воронцова было между мистиками и шарлатанами. Часть его писем в Публичной библиотеке в Петербурге, но некоторые были впоследствии извлечены оттуда. Во всяком случае, Воронцов был одним из немногих, кто знал о Гималайском Братстве и распространял сведения о Махатмах. Среди частного архива Наместника Кавказа Воронцова-Дашкова имелись письма об учителях Индии. И в семейных архивах Фадеевых, родственников Блаватской, хранились любопытные документы о Воронцове; так и у меня имелся ритуальный кинжал, принадлежащий Воронцову, и в детстве я любила повторять отрывки привезенных им из Индии ритуальных напевов, каким-то образом дошедших до нашей семьи. Конечно, никто уже не помнил их происхождения и значения. Также и имение моего мужа носило название Извара