Шаманка. Песнь воды - стр. 35

Поэтому я держалась: кричала что есть мочи, но ни единого звука не вырвалось сквозь плотно сомкнутые уста, ни единой возможности хотя бы моргнуть - всё это было недоступно мне. Я буквально цеплялась кончиками пальцев за карниз самого высокого в моём мире небоскрёба, боясь упасть и разбиться, без права на перерождение.

- Чего ты хочешь, дитя иного мира? - странный шёпот, похожий на шелест листвы под порывом осеннего ветра, вдруг прозвучал у самого уха, ненадолго отвлекая от испытываемых душевных и телесных мук.

- Я хочу жить, - просипела, с трудом приподнимая голову, но также не способная приоткрыть тяжёлые веки. - Хочу сберечь дорогих мне людей.

- И это всё? Неужели больше ничего не желается? Гор золотых, власти безграничной, людского раболепия и восхищения? Сила колдуньи даст тебе доступ ко всему этому. Лишь скажи, просто признайся, о чём ты вожделеешь? Каковы твои тайные устремления?

- Нет ничего дороже и желаннее - любви близких. Только она одна - самое большое из возможных богатств.

- Да неужели? Не верю я тебе, дитя иного мира, лжёшь ты! - тон говорившего изменился, из насмешливого превратился в холодный, злой. - Были такие, способные стать магами, не половинками или даже четвертинками, как те же шаманы, а полноценными. Но в глубине их сердец таилась тьма. Позволишь ли ты заглянуть в твою самую суть. Не побоишься, что найду то, чего скрыть желаешь?

- Не побоюсь, - просипела я, чувствуя, что давление усилилось.

- Тогда открой мне душу! - рявкнуло нечто, а я, вздрогнув всем своим существом, почувствовала, что погибаю, как не могу больше держаться, как мне тяжело и мучительно больно...

Я умирала...

- Странно, - на краю темнеющего сознания услышала тот же голос, в этот раз задумчивый, - ты сказала правду... Достойна... достойна...

И мир погас.

Последнее, что ощутила - как исчезло давление и растворились когти, как закончилась пытка, и как скрученные, вывернутые суставы вернулись в правильное, задуманное природой, положение.

***

Горн подхватил дочь на руки и крепко прижал к своей широкой груди. Мокрая одежда Эльхам не заботила его вовсе, мужчина переживал, что девочка погибла. Но слабое дыхание и едва заметное подпрыгивание ресниц убедили его в обратном.

- Шариз! - толпа расступилась вновь и к ним выбежала Газиса, её прекрасные широко распахнутые очи, глядели точно на бесчувственную дочь, и в них плескалась неприкрытая тревога.

- Жива, - просипел Горн, переживший за эти четверть часа всю гамму чувств от глухого отчаяния - до дикой надежды. От бессилия - до лютой ненависти к себе же, и всё потому, что никак не мог помочь единственной, горячо любимой дочери, пережить боль, которая явственно читалась на её прекрасном нежном лице.