Шаманка. Песнь воды - стр. 13
И даже знаю почему, и слова папы выступали подтверждением моим догадкам.
- Одной и той же ошибки я более не намерен совершать, - заговорил Горн. - Сегодня тебе предстоит снова стать той, кем ты была до удара Рондгула, - меня, как куклу, усадили в большое кресло. Передо мной поставили два таких же и в них разместились родители. - Дочка, тебе некоторое время придётся притворяться немощной. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы подумали так: к Шариз-Эльхам вернулся рассудок, потому что умерли жители Зэлеса, члены славного народа наннури. Понимаешь, о чём я?
- Да-а, - прошептала я, потому что всё ещё речь давалась мне с невероятным трудом, а чтобы кивнуть, пришлось бы сломать шею - она совершенно не желала гнуться! И сидеть я могла с большим трудом, вот уж родители удружили - лучше бы положили на кровать, под спину - ворох подушек, так было бы гораздо удобнее! Меня шатало и колотила мелкая дрожь, словно тело не желало подчиняться приказам новой сущности, в него вселившейся. Нутром чую, предстоит нешуточная борьба, долгая, изнуряющая. Но я не собиралась сдаваться. Я хочу жить! Больше всего на свете мне хотелось снова полноценно двигаться!
- Глаза держи прикрытыми, в ночи их цвет не будет столь заметен. Рондгулу скажем, что это из-за его жестокости, проявленной к тебе, они стали синими. В присутствии брата ты всё та же Эльхам: безмолвная, неподвижная, - продолжал монолог правитель оазиса. - Свидетели твоего исцеления исчезнут с лица земли. Не твоя то вина, моя. И мне держать ответ перед богами. Я готов к любому наказанию высших сил. То жертва, сознательно мной приносимая ради блага моих детей.
- За убийство невинного, преднамеренное, запланированное, заберут душу, без права на перерождение, - прошептала Газиса с глазами, полными слёз, глядя на своего любимого. - И мою тоже... Но мы готовы, ненаглядная моя Эльхам, на всё, ради вас с Рондгулом.
Я молчала. Родители были правы: Жасмина и те двое воинов - свидетели, их следует устранить, чтобы люди, потерявшие сегодня близких, не растерзали всю мою семью голыми руками.
- Тел-лу... боль... - вместо осуждения, коего, по всей видимости, ожидали Горн и Газиса, выдавила я.
- Ох! - и как мать так сразу поняла, о чём я? Чудеса. - Дорогой, подними нашу малышку и уложи в кровать. Ей неудобно сидеть.
Сказано - сделано. И я наконец-то снова в горизонтальном положении. Мелкие бисеринки пота, выступившие на лбу, когда мне пришлось заставлять тело держаться в кресле, были заботливо отёрты Газисой.
- Я сам понесу тебя на руках к краю Зелеса, - продолжил говорить папа, внимательно заглядывая мне в лицо, его тёмные глаза светились радостью - мужчина всё ещё не верил в происходящие перемены с его любимой дочерью. - Никакого паланкина в ночь скорби, все жители придут пешком, босоногие.