Шалость: сборник рассказов о любви - стр. 11

Зимой, когда оставалась позади «инфекционка», а «пиратам» все сложнее было добыть себе еду, Ромка угощал меня хлебом с маслом с сахарком – деликатесом, лучшим лакомством на свете. На плите остывал оставленный тетей Люсей суп, в сковороде исходили паром котлеты, а мы поглощали один бутерброд за другим, а по вечерам стойко сносили ругань мам. Бесконечные кишечные инфекции, видимо, не проходили для меня даром. Я была бледна, худа и очень плохо ела все, кроме пиратской еды. По этой же причине меня забрали из садика. Домашний ребенок, я кричала диким голосом, лила крокодильи слезы и на фоне нервного стресса стабильно выташнивала обед себе на платье. Если нянечка ловила меня с полной тарелкой у кастрюли с надписью «помои» и возвращала доедать нетронутое второе, я прятала еду в выдвижной ящик стола. Спустя несколько дней мою хитрость, конечно, обнаружили – по запаху. В садик была в срочном порядке вызвана мама. И меня, не медля, забрали домой – закармливать борщом и котлетами. Я сопротивлялась, мама настаивала. Однажды ее терпение лопнуло и тарелка с борщом оказалась у меня но голове. Горячей воды в доме не было, раз в неделю жители посещали баню. Была зима, мама, чертыхаясь, натянула на меня колготки, сапоги и шубу с шапкой. До самой бани я оглашала улицу воплями, получая подзатыльники от сердитой мамы. Но есть лучше я от этого не стала. Наступала весна, «пираты» с гиканьем совершали набеги на старые яблони, осенью гостеприимно распахивала объятия инфекционная больница.

Мы с Ромкой росли, наши игры уже не ограничивались «садом». Ромка разведал лаз в санаторий, который находился через дорогу. В санатории не было интересней, но на каждом шагу подстерегала опасность – мог засечь сторож или кто-то из соседей. Нас так ни разу не засекли, но от этого не становилось менее опасно.

Ромка был бесстрашен и смел до безрассудства. В санатории росло много хвойных деревьев, Ромка забрался так высоко, что мне пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть его худенькую фигурку. Он сидел, обхватив руками и ногами ствол, и почему-то не спешил назад. «Вот это отвага», – завидовала я, трусливая до дрожи в коленках. Ромка сидел подозрительно долго.

– Машка, – наконец раздался с дерева его тонкий голосок, – беги за папкой, мне иголки попу колют.

Я бросилась к сараю.

– Дядя Боря, дядя Боря, – срывающимся голосом лепетала я, – там Ромка, на дереве, ему иголки попу колют.

Пока дядя Боря раскачался, пока достал длинную деревянную лестницу, я в нетерпении прыгала вокруг, вилась волчком, поторапливая соседа.