Шаль - стр. 4
– И что? – удивился Володя.
– Да-да, конечно, это не повод, чтобы просить деньги на улице. Дело не в дне рождения… Все гораздо сложнее… Понимаете, Володя, Лизонька – способная пианистка. Ей вот-вот исполнится тринадцать лет. Она учится в хорошей музыкальной школе. Школа платная. И… у нас нет денег на последний класс. В другую школу мы ее перевести не можем… Но это, впрочем, целая история, вам ни к чему.
– Вы живете вдвоем с внучкой?
– Нет, втроем. Мой сын оставил семью.
– И вы живете с внучкой и невесткой?
– Да. Моя невестка – переводчица, берет работу на дом, иногда переводит фильмы или какие-нибудь деловые переговоры. Словом, зарабатывает от случая к случаю… Конечно, денег не хватает. Иногда очень… Моя пенсия, ее неопределенная зарплата, пособие девочки… За учебу надо платить за год вперед. Мы продали все, что можно было продать. Я собрала все, что у меня было… Не хватает шестисот долларов.
Чай из стаканчика расплескался. Зоя Павловна стала промокать лужицу салфеткой.
– А отец? Что с ним? Он что – неплатежеспособен?
«Надо затормозить, не напирать… Что это я, она же не партнер по бизнесу, уклоняющийся от договоренности. Просто незнакомая, симпатичная пожилая дама, немного склонная к истерике. Это бывает. У нее наверняка есть родственники, взрослые дети… Так что не мое это дело», – думал он, тем не менее продолжая задавать вопросы.
Зоя Павловна грустно смотрела на Степанкова и только плотнее куталась в шаль.
Он же злился на себя, но ничего не мог поделать – расспрашивал, расспрашивал, расспрашивал…
А там, через улицу, за стеклом «Пирамиды», грозившей сегодня стать его лобным местом, словно виделся плотный затылок человека, который ждал его.
– Вы торопитесь? – Зоя Павловна успокоилась, разлитый чай впитался в салфетку. – Ничего, все хорошо… Спасибо вам, я высказалась, отвела душу. Теперь понимаю, мой поступок – просто сумасбродный, безрассудный порыв. Мы справимся. Невестка не знает, что я вышла попрошайничать. Ей стало бы плохо. Ведь она запретила мне просить деньги у сына. Говорит, что дано, то и дано.
– Я принесу вам еще чаю.
Потом они пили чай и ели (надо сказать, вкусные) пирожки. Зоя Павловна откинула наконец шаль, мелкими глотками прихлебывала из стаканчика, а Степанков смотрел на ее худые руки с мелкими коричневыми крапинками и видел, что они все еще слегка дрожат. На тонких пальцах со слегка утолщенными суставами нет колец. Такие же руки были у мамы, всю жизнь проработавшей машинисткой в заводоуправлении. Давно не видел он стариковских рук, не разговаривал со старшими. У себя на работе привык командовать. Там в основном были молодые секретарши с яркими ногтями или женщины среднего возраста, чьи руки с пальцами, унизанными кольцами, клали на его стол бумаги на подпись. Не отрывая взгляд от «таких маминых» рук, он рассеянно слушал, как Зоя Павловна, не торопясь, как-то безразлично и устало рассказывала ему о сыне. Тот занимался бизнесом, у него была фирма, которая «процветала» и «раскручивалась». Начинал он с продажи компьютеров, теперь торгует еще чем-то, она уже не знает, чем. Но часто видит из окна кухни, как Арсений выходит из соседнего подъезда, садится в новую машину и уезжает. Иногда с охраной, иногда с какой-нибудь девушкой. Раньше девушки менялись. Последние полгода это одна и та же девушка. Она рада, что у сына все, как видно, хорошо. Но все же у него такая семья, которую нельзя было бросать. А он бросил, решительно и бесповоротно.