Шаль - стр. 12
А он когда-то думал, что встанет на ноги, заберет к себе родителей, купит матери стиральную машину, как когда-то купил духи. А может, и не стиральную, а легковую! Не успел…
Теперь вот все есть. По его, Степанкова, меркам, высоким меркам, – все. Нет только родителей. Нет близких людей. Мамы. Отца. Бабушки. Деда. Теперь он абсолютно независим. Как абсолютный нуль. Еще остался, как островок прошлого, – Михаил Золотарев.
Мысль о Михаиле мгновенно вернула Степанкова с дождливого кладбища, поминок, темноты отцовского дома, когда там, в безмолвном разговоре с навсегда ушедшим родным человеком, он начал нащупывать едва уловимую ниточку связи, забрезживший лучик понимания чего-то, вот-вот обещавшего открыться. Так бывает при большом горе. Потом время стирает из памяти самое больное, самое острое (жить-то надо!), и все постепенно налаживается, вспыхивая время от времени чем-то саднящим, горьким.
Степанков отогнал от себя назойливые мысли. Все-все, пора расслабиться. Завтра трудный день. Он и так позволил себе много лишнего. Вот, познакомился с Зоей Павловной, поговорил. Завтра пошлет ей с охранником деньги на учебу ее внучки, и дело с концом. Эта проблема будет решена.
О, если бы наш герой, дорогой мой читатель, мог только предположить, что его ожидает! Если бы знал, сколько невыносимого горя и столь же невыносимого счастья подстерегает его. И все из-за этой мимолетной и ни к чему особо не обязывающей, как ему казалось, встречи. И еще неизвестно, что перевесило бы – благородство или разумная осторожность. Но он ничего не знал. Поэтому мучился воспоминаниями, необходимостью позвонить Михаилу и, казалось бы, простым желанием: разобрать наконец коробки, привезенные из дома. Казалось бы…
Проблема с Михаилом занимала его больше всего. Мишка помнит его родителей, даже дедушку с бабушкой…
«Надо покончить со всем этим, а то лишаешься сил, нужных для строительства капитализма», – усмехнулся Степанков. И чтобы совсем не лишиться не только сил, но и сна, решил прямо сейчас позвонить Мишке, извиниться, а серьезный разговор оставить на потом. И надо же, чтобы такая каша заварилась именно с Мишкой. Ведь это же его самый первый друг. Был до недавнего времени… Степанков помнил, как тот его поддерживал, когда он был бедным студентом, а Михаил – уже известным московским художником, владельцем мастерской, участником московских вернисажей, своим человеком среди мэтров.
Они всегда были друзьями, сколько он себя помнил. Потом один из них стал бизнесменом, другой – художником. Но бизнесмен оказался востребованным жизнью, а художник – нет. В этом-то и заключалась проблема.