Сговор диктаторов или мирная передышка? - стр. 13

По большому счету Польша таковой остается и в настоящее время. Тем не менее, подчеркиваю это вновь, даже сам факт существования такого независимого Польского государства в известной мере, как ни странно, являлся неким гарантом от нападения более мощного агрессора в лице нацистской Германии, которую западные демократии чуть ли не в прямом смысле слова пинками под зад толкали к нападению на СССР. Гарантом – потому что при всей своей склонности принять участие в любой, даже совместной с Германией, агрессии, Польша ни при каких обстоятельствах не могла утрясти и согласовать свои территориальные амбиции и притязания с амбициями и притязаниями Германии на советскую территорию. Ну, а раз невозможно утрясти и согласовать, то, следовательно, даже враждебная Польша – уже буфер на пути германской агрессии.

Что касается третьего варианта, то здесь надо иметь в виду следующее. Его реализация представлялась Западу резко осложненной. Дело в том, что между СССР и гитлеровской Германией с давних пор шла многолетняя пропагандистская война, в которой обе стороны не считали нужным хоть как-то ограничивать себя по соображениям хотя бы элементарной этики в межгосударственных отношениях. К тому же к концу 30-х гг. советско-германские отношения резко осложнились.[30] В том числе и особенно вследствие фактического дезавуирования даже пролонгированного срока действия Берлинского договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. Добавьте к этому Мюнхенский сговор Запада с Гитлером, закрытие германских консульств в СССР, очень резкие ноты СССР по поводу гитлеровских агрессий в отношении Чехословакии и Литвы и тут же высветится очень сложная проблема. Та самая проблема, которую своей безумствовавшей прозападной ориентацией создал для внешней политики СССР Литвинов. Пребывавшему в злоумышленно созданном Западом тупике постмюнхенской изоляции СССР очень трудно было, в том числе и по идеологическим соображениям, в одночасье резко изменить свою политику и пойти за заключение политического договора с нацистской Германией. Во всяком случае, на Западе были убеждены в этом. Но в то же время там были убеждены и в другом – что инстинкт самосохранения на высшем государственном уровне, тем более у такого государства, как Россия (СССР), которое исторически сформировалось на базе основополагающего принципа своего бытия – БЕЗОПАСНОСТИ, – всенепременно сработает. А как только он сработает, то Москва, наплевав на любые условности, вынуждена будет пойти на заключение с Германией договора о ненападении. Ведь и на Западе прекрасно знали логику европейского равновесия, о которой уже говорилось выше. И вот тут-то на первый план выходил первый вариант. Точнее, не он сам, а его инструментальная способность довести необходимое Западу дело до логического в его представлении конца. Ведь он же был чрезвычайно удобен именно этим. Прежде всего тем, что предоставлял широкое поле для всевозможных дипломатических маневров, позволявших, кормя обе стороны – СССР и Германию, – а заодно дуря и без того ветреную башку официальной Варшавы ничего не значащими и ни к чему не обязывающими Запад обещаниями, бесконечно тянуть время вплоть до реального нападения Гитлера на Польшу. А это позволяло Западу достичь главной цели – наконец-таки вывести коричневого шакала на столь необходимый ему и находящийся в непосредственном территориальном соприкосновении с советской территорией плацдарм для нападения на СССР. Проще говоря, наконец-то подставить СССР под непосредственное нападение гитлеровской Германии. Причем достичь этого в буквальном смысле слова двумя путями.