Сфера-17 - стр. 30
«Невероятно, – подумал Николас. – Он танцует».
Больше он ничего не думал.
Голопроектор сменил программу, стены зала вспыхнули золочёной лепниной и мрамором, по ним зазмеились причудливые узоры рококо. В простенках темнели зеркала, отражавшие только звёзды и окна, в каждом из которых открывались виды новой планеты. Эрвин уверенно вёл Лору в танце. Мелькнуло её лицо, озарённое искренним восторгом… Окружающие расступились, освобождая место, – было на что посмотреть.
Николас улыбался. Как они красивы, мастер танца и мастер боя… Платье Лоры шуршало и переливалось бликами, подбородок был гордо поднят, стан доверчиво изгибался в руках офицера, а офицер был на диво хорош и статен… Идеальная выправка, могучий разворот плеч, резкий, как из гранита вырубленный профиль: Эрвин Фрайманн, человек-легенда, при жизни монумент самому себе. Наверное, нелегко это, быть монументом… Певица, закрыв глаза, мурлыкала какую-то наивную старенькую мелодию, и все рифмы-то были по-детски наивны: на границе гелиосферы, там, где звёздный ветер поёт, ощущение любви безмерной затопило сердце моё… Голопроекция дворцового зала медленно перетекала в проекцию старинного клуба с простенькой светомузыкой. Освещение и краски менялись, сгущался сумрак, затихал голос…
Танец кончился.
Лора отпустила Эрвина, сердечно его поблагодарив. Тот коротко склонил голову перед дамой и отправился обратно в тень, на свой пост.
Николас внимательно следил за ним.
На лице Фрайманна явственно выражалось, что он исполнил сложную и тягостную обязанность и теперь нуждается в отдыхе. «Вот тебе и железяка», – подумал Николас: ему было смешно.
– Мальчик лет двенадцати, сказала Лора…
Чертовски наблюдательная женщина. И хозяйственная. Было время, когда всех новорожденных девочек называли Лора и Дина в честь императрицы и её дочери-принцессы. Товарищ Лайам – одна из немногих, кто не зря носит имя супруги Роэна Тикуана… «Как мы знаем, в отслеженном временном промежутке не нашлось существ, особо ценных для товарища Фрайманна, – подумал Реннард. – Надо было спросить Шукалевича о его семье, – спохватился он, – о родителях, я забыл, а ведь разгадка скорее всего кроется там. Придётся запрашивать личное дело, но Шукалевич наверняка знает больше… Стерлядь хитёр, чёрт его дери. Подшутил надо мной, вынудил переключить внимание и потерять важную деталь. Я допустил эмоциональную реакцию. Нужно запомнить, что за мной водится такой грешок. И ещё склонность забывать важные вещи».
«Уязвимость, – сам себе заметил Николас, – меня беспокоят уязвимые места товарища Фрайманна, но я не всегда помню о собственных. Неразумно, учитывая, что товарищ Фрайманн – Чёрный Кулак, а я нет.