Сезон охоты - стр. 2

Я сажусь на поваленное старое дерево и, достав из кармана кусок хлеба, смотрю на озеро. Конечно, спустя столько лет рассчитывать на то, что мне доведется покормить уток, не приходится, но традиции на то и традиции, чтобы их соблюдать. Тем более что наш не большой поселок обязан Матвею если не жизнью, то уж точно спокойным существованием. Я помню каждый тот день, когда мы медленно и уверенно опускались в хаос, превращаясь в зверей, дерущихся за то, что как нам казалось, принадлежит каждому из нас и только душевнобольной мальчик, наблюдая со стороны, оставался самым нормальным в этом мире. Словно жизнь имеет нестерпимое чувство юмора, которое она использует при каждом удобном случае. Поменяв нас с ним местами, она смеялась над тем, как мы слабы и уязвимы перед лицом настоящей опасности.

Мне всегда стыдно, когда я вспоминаю октябрь две тысячи двенадцатого и мысленно прошу прощения у паренька, который изо всех сил противостоял тому злу, против которого оказались бессильны все мы. И даже если кроме меня не останется никого, кто помнит эту историю, то после моей смерти, она еще будет жить в виде коротенькой легенды, передающейся из уст в уста, сидя возле костра на опушке леса, и кто знает, сколько в ней будет неточности и выдумки. И только я смогу рассказать все от начала и до конца, не изменяя реальности и раскрывая тайны тех, кто навсегда решил похоронить случившееся в прошлом.

Улыбаясь, я бросаю куски хлеба в воду, словно прикормку для рыб и мне кажется смешным тот факт, что люди склонны стирать из своей памяти те моменты, когда они проявили себя, мягко выражаясь, не достойно. А в паре десятков метров от меня находится то место, где Матвей впервые увидел неизвестного никому здесь человека. Именно с этого момента началась одна из тех историй, которые принято, как можно быстрей хоронить на задворках памяти, стараясь забыть страх и ужас, сковавших тех, кто жил в поселке на протяжении всей своей жизни.

Мне достаточно только повернуть голову и мурашки бегут по коже, пробуждая в памяти тот год моей жизни, когда я был беспомощным, прикованным к инвалидному креслу стариком, способным только наблюдать за происходящим со стороны.

– Сделай так, чтобы я тебя больше не видел сегодня!

Крик мужчины, голос которого звучал невнятно из-за сильно заплетающегося языка, пронесся по всему дому за мгновение до того, как двенадцатилетний парнишка, выскочил за дверь. За его спиной раздался грохот разбивающейся посуды и Матвей, по инерции втянул голову, ему уже не раз приходилось ловить спиной летящие от пьяного отца предметы и, хотя они ни разу не причинили ему даже малой ссадины, инстинкт самосохранения не покидал мальчика. Граненый стакан, врезавшись в уже закрытую входную дверь, разлетелся на сотни мелких осколков, дождем брызнувших на пол прихожей.