Северный крест - стр. 27
– Ну, гады, – заскрипел он зубами, поднялся на ноги. – За что?
В следующее мгновение опять очутился на земле – новый удар не заставил себя ждать. Арсюха вновь шмякнулся лицом в мочу, хапнул ртом земли, на зубах у него захрустел мокрый соленый песок.
– Хады, – прошепелявил он. Впереди не было одного зуба. – За что, паровожники?
– За Авдотью, – прежним доброжелательным тоном пояснил один из «паровозников». – Помнишь такую?
– Нет, – мотнул головой Арсюха и вновь полетел на землю. Мокрый песок окропили кровяные брызги.
Арсюха приподнялся на руках – противно было валяться в собственной моче, сплюнул под себя кровь и заныл:
– За что, мужики-и? Объяшните хоть.
– Авдотью помнишь?
– Нет, – вторично помотал головой Арсюха.
– Вот козел, – удивленно произнес железнодорожник с благожелательным голосом, ухватил Арсюху за воротник нарядной матросской рубахи, рывком поставил на ноги. – Девку начинил потомством и не помнит, как это сделал… Вот козел!
Железнодорожник неторопливо прицелился и впечатал кулак прямо в глаз Арсюхе.
Тот ойкнул, развернулся вокруг собственной оси и вновь полетел на землю. Опять в мочу. В полете попробовал ухватиться руками за куст и сбил на себя целый сноп соленых золотистых брызг. Будто под дождь попал.
Авдотью он, конечно, помнил и даже жалел ее, считая, что девка вляпалась по неосторожности, и готов на эту тему поговорить, но разве эти чумазые мазутные души поймут чувства настоящего моряка? Арсюха ощутил, как глаз у него набухает горячей свинцовой тяжестью.
Гореть после этого глаз будет долго, неделю, не меньше. А тлеть, подсвечивать дорогу в сумерках – не менее двух недель. Арсюхе сделалось обидно – не стоит вся Авдотьина начинка этих оплеух.
– Мужики… – вновь застонал Арсюха.
– Ну, мы – мужики! – рявкнул в ответ скуластый, с летними конопушинами, трогательно проступившими у него на переносице, и невыразительными глазами железнодорожник. – А ты – тля подзаборная. Поступаешь не как человек, а как падаль из подворотни.
– Я же швою команду к вам в депо приведу, мы вас вщех задушим, – зашепелявил Арсюха, – вшех до единого. Как жайцев.
– Приводи, – согласился с ним железнодорожник, тон у него был спокойным, доброжелательным, будто «паровозник» и не метелил Арсюху, – чем больше вас будет – тем лучше. Всех передавим паровозами. Понял, козел?
«Господи, сохранить бы второй глаз нетронутым, – возникла в голове у Арсюхи тоскливая мысль, он невольно сжался. – Господи… Будет ведь сиять фонарь…»
Второй глаз сохранить нетронутым не удалось – обстоятельный железнодорожник, мастер снайперских ударов – он во всем предпочитал основательность – прицелился и нанес очередной сокрушительный удар. Во второй глаз.