Севастопольский конвой - стр. 60

– Тоже верно, – согласился майор. – Коль уж нам выпало сражаться у стен блокированного города, наша задача – беречь людей и тянуть время в надежде на общее изменение ситуации на фронтах. Но при этом всячески истребляя врага.

– Будем считать, что основы своей тактики мы уже выработали, – неожиданно наткнувшись на «банку», он взобрался на нее и, словно бы забыв о снайпере или же бросая ему вызов, поднялся во весь рост. Это был небольшой пятачок скального грунта, скорее всего – поверхность валуна, уступом уходившая в сторону берега. – Ее и станем придерживаться.

– Ладно, будем считать, что противник дарит нам передышку, – согласился майор.

– А вот это – вряд ли. Уже сегодня румынское командование погонит своих солдат в наступление, дабы развить успех и не позволить нам основательно закрепиться на новых рубежах. И правильно сделает. На месте командира румынской дивизии я поступал бы точно так же.

– Фронтовая, так сказать, логика, – поспешно объяснил майор, явно обращаясь при этом к комиссару. Как бы тот не заподозрил комбата в лояльности к врагу. Политруков он откровенно недолюбливал – Гродов это уже заметил.

Стоять на «банке» было неудобно, зато с нее хорошо просматривалось пространство перед судном, по которому румынам придется прорываться к окопам батальона между стволами команды судна и хуторского гарнизона. Значительно хуже будет, если противник решит наступать исключительно вдоль лимана, атакуя хутор с севера, со стороны деревни. Тогда его солдаты по существу окажутся недоступными и для основных сил батальона, и для «мореплавателей» Жодина.

У капитана вдруг появилась шальная мысль: подплыть к полузатонувшему «Кара-Дагу». И дело вовсе не в том, что ему хотелось проинспектировать экипаж судна; просто каждый раз, когда он обращал свой взор к судну, в нем зарождалось неуемное желание ступить на его палубу – отголоски тех моряцких бредней, которым было преисполнено все его детство. Впрочем, и юность – тоже.

На судне заметили его, и под надстройкой появилась фигура кого-то из бойцов, скорее всего – нынешнего капитана судна сержанта Жодина, которому наверняка тоже хотелось окунуться. «А ведь приказано же было не обнаруживать себя! – мысленно упрекнул его комбат, оправдывая нарушителя только тем, что появился он с восточной стороны пристройки, на которой видеть его румыны не могли. – Самым строжайшим образом – не обнаруживать! Только поэтому, – жестко одернул себя комбат, – сам ты откажешься от намерения устраивать заплыв к борту «Кара-Дага».

Выйдя на берег, он насухо вытерся полотенцем, которое принес ординарец и, пожалев, что нет времени понежиться на солнышке, быстро оделся.