Севастопольский конвой - стр. 46

– Если однажды Черный Комиссар уже пошел на переговоры с румынским офицером, то не исключено, что пойдет на него еще раз. Особенно сейчас, когда дни одесской группировки красных сочтены. Только подводить его к этому нужно деликатно.

– Замысел понятен, господин маршал. Герой красных, легендарный Черный Комиссар, который, когда вся Красная Армия бежала, сумел высадиться со своим батальоном на румынском берегу и почти месяц продержаться на нем… Не спорю, под пером публицистов это выглядело бы очень воинственно.

– Любая война требует «воинственных перьев», – проворчал кондукэтор. – С них, собственно, и начинаются войны.

– А выглядит все таким образом: являясь этническим румыном, Черный Комиссар возвращается в лоно своей родины и продолжает совершать подвиги, теперь уже во имя вождя нации, короля и Великой Румынии.

– Вы подобного сценария не допускаете?

– Война способна порождать самые невероятные ситуации, а значит, и сценарии.

– Представляете, каким неоценимым пропагандистским «экспонатом» оказался бы этот, осознавший свою принадлежность к румынскому народу, капитан-перебежчик, во время «парада победителей» в Одессе? В ходе которого он стоял бы на трибуне рядом с офицерами, прославившимися в рядах румынской армии и флота.

– А вот и коронный номер с последующим парадом-алле… – сдержанно рассмеялся фон Гравс. – Но, скажу вам, эксперимент столь же интересен, сколь и опасен. Появление в своей среде этого Черного Комиссара румынские офицеры могут воспринять враждебно, а ваши намерения попросту останутся непонятыми.

– Скорее всего, так и произойдет. Но я заставлю их истолковывать это событие так, как нужно отечеству. Мы ведь пришли сюда не оккупантами, а всего лишь возвращаемся на исторические румынские земли, – не стал придавать значения его ироническому тону вождь нации. – Поэтому искренне заинтересованы в быстрой и по возможности бескровной румынизации всей Транснистрии. Разве возвращение в лоно своего этноса, в лоно Румынии, сотен тысяч людей, которые по тем или иным причинам потеряли с ней связь, не стоит того, чтобы смириться с порождением новых кумиров? И разве такой офицер, как Гродов, не способен стать символом единения всех этнических ветвей нации?

– Если учесть, что каждый человек есть продукт обстоятельств… – равнодушно признал его правоту фон Гравс. – В пропагандистском плане подобный ход оказался бы предельно выигрышным. Да и фамилию Гродов нетрудно будет сменить на более благозвучную, например Гродеску или Гродовяну.

Маршал настороженно взглянул на бригадефюрера, пытаясь понять: он рассуждает всерьез или же иронизирует? Как вождь нации, а теперь еще и маршал Антонеску успел привыкнуть к тому особому почтению, с которым к нему относятся румынские генералы. Но рядом с ним стоял германский генерал, причем принадлежащий к арийской касте СС и к разведывательно-диверсионной касте СД. И для Антонеску не было секретом: для любого германского генерала что рядовой румын, что маршал – это все равно жалкий, неполноценный, достойный снисхождения мамалыжник…