Сеть - стр. 48
Лоб юноши прорезали морщины – он начал кое-что понимать.
«Мэлори, у твоих друзей, которых больше нет, на аватарках обычные фотки. Ну, то есть их лица. У всех остальных – картинки. Это что-то означает?»
«В этой группе есть модератор. После того как чел «выпиливается», он ставит на его аватарку его реальное фото. Самое лучшее. А те, кто еще в обойме… То есть живые. Нет разницы, хочешь – ставь живую фотку. Можешь вообще разместить тыкву хеллоуиновскую…»
Роман мысленно повторил про себя слово, которое использовала Мэлори. «Выпиливаться»… Бр-р-р… как будто напильником по зубам прошлись!
«А откуда у модератора есть фото участников группы?!» – осведомился он.
«Они сами ему отправляют свои фотки, – последовал ответ. – У тебя есть хорошее фото?»
Роман застыл над клавиатурой, словно ведьма над чаном с кипящим зельем.
«Зачем ей мое фото?! Зачем?!» – запульсировало в мозгу.
«Не бойся. Я это так, для себя…» – написала Мэлори.
«И все равно. Зачем модератор это делает?» – не отставал парень.
«Потому что после того, как ты улетаешь в небеса, к тебе возвращается твое настоящее лицо. В жизни все мы лицемеры, – пояснила его собеседница. – Вон у Отверженного всегда пламя было на аватарке. Это значит, что у него постоянно в груди бушевал пожар. У Бусинки – всякие слезливо-сопливые темы. Девчонка три раза в психушке была. Я ее руки видела – ни одного живого места, кожа от любого неосторожного движения ползет, как мокрая бумага… А когда ты попадаешь в море… все маски слетают. И ты очищаешься…»
«В море», – про себя повторил Роман слова Мэлори. Он вспомнил сегодняшний разговор с Викой в автобусе, и нервная дрожь, появившаяся после истории о Микки, отступила.
«Я кит. И я найду свое море», – подумал он.
Юноша снова зашел на страницу к Кельту. Только сейчас он обратил внимание на странный значок в верхнем правом углу странички – часы. Обычные электронные часы.
– Да, вот только они бредятину какую-то показывают, – пробормотал Роман, заметив одну странность. Действительно, часы шли в обратном направлении. И, судя по всему, до полного обнуления цифр оставалось три дня и несколько часов.
Он облизал пересохшие губы.
Эти жутковатые часы, которые с механическим хладнокровием отбивали обратный счет, пожирая секунду за секундой, гипнотизировали его. И они могли означать только одно. Что как только на циферблате останется ноль, то…
«Что?!»
Он даже боялся представить, что произойдет дальше, хотя мысли, одна комшарнее другой, наползали друг на друга, словно отвратительные рептилии, тихо шурша своей морщинистой кожей.