Серые пчелы - стр. 10
6
После нескольких спокойных, безветренных дней наступил вечер темнее обычного. Принесло его невидимое снизу в зимней темноте волнение неба, где легкие тучи были оттеснены тяжелыми, а из тяжелых неожиданно повалил на землю, укрытую старым, отвердевшим от сухого ветра снегом, новый, пушистый.
Сергеич, зевая, новую порцию длиннопламенного угля в буржуйку забросил. Желтую церковную свечу двумя пальцами потушил. Вроде бы уже все, что перед сном сделать надо было, совершил. Оставалось только натянуть по уши одеяло да заснуть до утра или до холода. Однако тишина из-за снегопада будто бы неполной показалась. А когда тишина неполная, то возникает, хочешь не хочешь, желание сделать что-то, чтобы восполнилась она. Но как? К далеким канонадам Сергеич давно привык, и стали они оттого важной частью тишины. А вот снегопад – гость гораздо более редкий – взял и перекрыл их своим заоконным шуршанием.
Тишина, конечно, штука произвольная, и ее, как личное звуковое явление, каждый человек сам под себя подстраивает, подгоняет. Раньше тишина у Сергеича была такой же, как у других. Ее частью легко становилось гудение самолета в небе или пение сверчка, ночью через форточку влетающее. Все негромкое, что не раздражает и не заставляет оборачиваться, в конце концов становится частью тишины. Так раньше с мирной тишиной было. Так стало и с тишиной военной, в которой военные звуки подавили мирные, оттеснили звуки природы, но, приевшись, став обыденными, тоже как бы под крылья тишины легли, перестали к себе внимание привлекать.
И лежал теперь Сергеич, охваченный странным беспокойством из-за казавшегося ему слишком громким снегопада. Лежал и, вместо того чтобы засыпать, думал.
И снова вспомнился ему лежащий на поле мертвец. Но в этот раз мысль порадовать Сергеича поспешила, подсказав, что теперь уж его точно видно не будет! Ведь такой снег все покроет, и до весны, до оттепели! Ну а весной все изменится, природа проснется, птицы запоют громче, чем пушки стреляют. Потому что птицы запоют ближе, а пушки останутся там, вдалеке. И только иногда по непонятной причине, может, по-пьянке или из-за сонливости, будут артиллеристы на их село, на Малую Староградовку, то один, то два снаряда случайно ронять. Раз в месяц, не чаще. И будут эти снаряды падать там, где нет уже ничего живого: то на кладбище, то на церковный двор, то на давно пустое и без окон здание старой колхозной конторы.
А он, если война продолжится, оставит село на Пашку и увезет своих пчел – все шесть ульев – туда, где войны нет. Где поля не в воронках от взрывов, а в полевых цветах или в гречке, где ходить можно легко и бесстрашно что по лесу, что по полю, что по дороге проселочной, где людей много, и даже если они не улыбаются встречным, то все равно жизнь просто даже из-за их количества и беззаботности как-то теплее кажется.