Сэру Филиппу, с любовью - стр. 29
– Потрясающе! А как вышло, что в постели Аманды оказалась лягушка? – Вопрос был обращен к Оливеру – Филипп не сомневался, что это его рук дело.
– Я сама ее туда положила, – заявила вдруг дочь.
Филипп перевел взгляд на Аманду.
– Сама? – Изумлению его не было предела. – Зачем?
– Я так хотела, – пожала плечами девочка.
– Хотела, чтобы в твоей постели была лягушка? – Этот разговор уже начал напоминать Филиппу бред сумасшедшего.
– Да.
– Господи, зачем?!
– Мне хотелось, чтобы она принесла лягушат.
– В твоей постели?
– А что? – не моргнув глазом, проговорила Аманда. – По-моему, там для нее хорошее место – тепло и уютно!
– Я помогал ей, – вставил Оливер.
– Не сомневаюсь, – усмехнулся Филипп. – Но зачем же тогда было визжать?
– Я не визжал, – уточнил Оливер. – Это Аманда завизжала!
– Я, кажется, и спрашиваю Аманду! – сурово произнес отец.
– Когда ты задавал вопрос, то смотрел на меня, – заявил Оливер.
«Пошли мне, Господи, терпения!»
– Итак, Аманда, – повторил Филипп свой вопрос, подчеркнуто обращаясь к дочери, – если ты, как утверждаешь, положила ее в свою постель сама, почему же ты тогда завизжала?
– Я успела забыть, что в моей постели лягушка.
– Я думал, она умрет! – воскликнул Оливер.
– Аманда? – встревожился Филипп.
– Лягушка. Она была какая-то больная… Потому мы и взяли ее в дом.
– Я, кажется, уже говорил вам, – тон Филиппа был суров, – никаких лягушек в доме!
– Ты говорил о жабах, папа, – поправил отца Оливер и посмотрел на сестру. Та подтверждающе кивнула.
– Не важно. Ни лягушек, ни жаб, никаких земноводных! Ясно?
– Даже если она умирает? – В глазах Аманды стояли искренние слезы.
– Даже если умирает.
– Но, папа… Разве тебе ее не жалко?
– Ты можешь лечить своих лягушек на улице, – смягчился он.
– На улице холодно. Она могла замерзнуть.
– Наверное, лягушки умеют как-то спасаться от холодов, иначе бы они не жили в нашем климате.
– Но, папа…
– Никаких «но»! Отныне больше ни лягушек, ни жаб, ни кузнечиков, ни сверчков, никаких животных. Ясно?
– Но, папа… – В глазах Аманды стояла такая боль, что Филипп отвернулся, не в силах смотреть в них. Восемь лет назад Филиппу и в голову не могло прийти, какая же это мука – быть отцом.
– И не надо на меня так смотреть! – строго проговорил он, но вовремя осекся. Голос его стал мягче. – В чем дело, Аманда?
– Никаких животных? А как же Бесси? – захлебываясь рыданиями, спросила девочка.
Бесси была спаниелем, горячо любимым всеми.
– Разумеется, Бесси останется, – поспешил заверить дочь Филипп. – Когда я говорил «никаких животных», я, разумеется, не имел в виду ее.
– Почему же ты не сказал этого сразу? – Аманда успокоилась, но как-то уж очень подозрительно быстро. – Ты очень расстроил меня, папа!