Серьезные мужчины - стр. 37
Его жена – сорок два года в браке, ее имя – навеки пароль его электронной почты, – одной рукой спокойно подавала ему стаканчик, а другой поливала из чашки умиравший вьюн. Она выглядела высокой и стройной даже в безразмерной футболке и пижамных штанах. Чистая кожа туго обтягивала ее костлявое лицо, а большие глаза танцовщицы мужчины по ошибке воспринимали как любознательные; о таких женщинах девушки говорят: «В молодости наверняка была красавицей». Крашеные волосы коротко стрижены и редеют. Когда-то они были густы и струились, и она стягивала их кверху с царственным боевым высокомерием. Двигалась она гладко и изящно, словно в суставах у нее был текучий гель. И не менее женственно она еще раз пихнула его локтем и повелела без единого слова забрать у нее стальной стаканчик, не заботясь о том, что этим только что отсрочила один из ответов, какие наука ждала от того избранного, кого могла спросить. Ачарья посмотрел на жену с отвращением, но она с утра не надела очки.
Лаванья Ачарья зевнула, показала на тряпку для пыли, что висела на проволоке над ними, и попросила ее достать. Есть польза от его роста. Но когда ее мать впервые встретила Ачарью – тарелкой влажных фруктов, – она сказала с грустным смешком: «Этот мальчик выше статуи Ганди». Ачарья сдернул тряпку с проволоки и отдал жене, бормоча себе под нос, что нет ему покоя в собственном доме. После чего снова вперился в море.
Жена оглядела его с нежностью. Просто как футбольный тренер – и так же неистов.
– Ты каждое утро надеваешь вот это и просто стоишь. Сходил бы прогулялся, а? – заметила она.
Его лицо дернулось. Он не обернулся.
– Да, вот еще что, не говорила тебе, – сказала она, вдруг оживившись. – Помнишь Лоло? У нее муж умер ночью. Инфаркт.
Ачарья отставил задачу Времени. Новости о смерти – о любой смерти – его нынче волновали. Особенно вдовство подруг и двоюродных сестер жены. Эти женщины после ухода мужей становились здоровее. Их скорбные глаза внезапно наполнялись жизнью, а кожа начинала сиять.
Лаванья вновь показала на потолок. На сей раз она просила его оборвать свисающую поросль. Вечно она вот это. Иногда он жаловался, что жена, как только его увидит, сразу выдумывает, что бы ей такого достать сверху. Она же сама высокая, тем более для тамильской женщины. Пять футов девять дюймов. Когда ей было двенадцать, мать заставляла ее каждый день по часу бродить по безмолвному лабиринту их дома в Шиваганге с деревянным сундуком на голове: семейный врач сказал, что такое упражнение сдержит пугающую прыть ее роста. Но к восемнадцати годам она доросла до неженибельных высот. Элита Шиваганги взирала на нее с печалью, поскольку высокие мальчики-брамины в те времена попадались редко. Дылды имелись лишь среди бездельников-британцев, из оставшихся, – преимущественно двужильные белые старики, сожительствовавшие, по слухам, с девицами-служанками, или же молодые англо-индийцы, учившиеся жутко и к тому же, что еще сквернее, преуспевавшие в спорте. Вся семья Лаваньи куда вернее наелась бы крысиного яда «Сентил», нежели отдала ее в жены за белого или за «кофе», как называли тогда англо-индийцев. Но старейшины зря беспокоились. Как-то им все же удалось найти двадцатидвухлетнего юношу из очень хорошей семьи, тоже бракованного по росту. Он закончил Индийский технологический институт, но все еще изучал что-то малопонятное в Аннамалайском университете в Мадрасе. Что бы он там ни изучал, государственной службы ему это не сулило. Однако недуг Лаваньи вынудил их закрыть глаза на недостатки Арвинда Ачарьи. То был брак, осененный не легкомыслием любви и да же не наивным ожиданием ее, а более прочной связью – сходной инвалидностью.