Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - стр. 59

– Суту-у-у-ума, приплыла, сутма-а-а, стоит, Надя, сутурума, взлетела…

– Профессор, вы меня слышите? Кто приплыл? Кто такая Сутуума? Вы можете встать?

Вагнер вновь открыл глаза и на этот раз не стал закрывать. Он с удивлением оглянулся.

– Где мы?

Тут его затрясло, он начал стучать зубами.

– Мы все еще на том пляже. Точнее, в мотеле на пляже. Вы потеряли сознание от холода, я привела вас сюда. Сейчас приедут, заберут нас. Одевайтесь, пожалуйста.

Тогда он заметил, что раздет, и очень удивился. Медленно одеваясь, он вопросительно глядел на меня.

– Да, профессор, я вас раздела и уложила в кровать. Надо было что-то делать, чтобы спасти вам жизнь.

– Что делать?

Затем, не дожидаясь ответа, он продолжил слабым голосом:

– Спасибо.

Я помогла ему одеться. Затем помогла ему сойти вниз, точнее говоря, почти спустила на себе. Мальчик-сторож развел небольшой костер рядом со входом и пытался согреться, протянув руки к огню.

Увидев нас, он встал. Мы пошли к нему, но тут подъехала темная машина, и из нее вышел мужчина:

– Майя-ханым!

– Да.

– Майя-ханым, мы приехали за вами.

В это время из машины вышел и водитель.

– Как быстро! Я думала, вы минимум два часа будете добираться из Стамбула.

– Мы не из Стамбула, здесь недалеко. По распоряжению полковника сразу выехали.

Я поблагодарила их, и мы все вместе посадили профессора в машину.

– Кто это? – спросил профессор.

– Приехали помочь. Нас отвезут в Стамбул.

– А разве мерседес нас не ждет?

– Машина сломалась, поэтому нас отвезут другие. Вы не беспокойтесь.

Мы уже собирались ехать, как я вспомнила: выйдя из машины, я спросила у сторожа, сколько стоит номер.

– Не знаю.

Я протянула ему 50 миллионов[42]. Затем мы отправились в путь. В салоне темного автомобиля было тепло, впервые за долгие часы мы оказались в отапливаемом помещении. Профессор снова уснул. Я же, прислонившись лбом к стеклу, перебирала в уме события дня.

Брат уже должен был приехать ко мне. Скорее всего, он все уладил. Он это умел.

Как же странно не позвонить отцу ребенка, когда он в беде, подумала я. А ведь в первую очередь надо сообщать отцу, даже только лишь отцу, а не дяде. Но тот, кто знал Ахмета, сразу понял бы, почему я этого не сделала. Мой бывший муж был высокого роста, аккуратно одевался, а тонкие каштановые волосы падали ему на лоб. Его можно было назвать красивым. Однако трусливое, подозрительное выражение лица, отражающее его сущность, уничтожало всю привлекательность. Он не доверял людям: возможно, эта черта у него возникла по вине слишком авторитарного отца.

Мой бывший свекор был относительно известным в стране политиком и крайним националистом. Он посвятил всю свою жизнь тому, чтобы доказать: наши предки-тюрки, пришедшие в Анатолию из Средней Азии, – самый совершенный и героический народ на земле. Он продолжал линию пантюркистов